— …Ягод у нас — земля в красном сарафане! — доносился снизу распорядительный голос дедушки. — Грибочки берем с выбором, какие нам понравятся.
Кому все это адресуется, Сережа не видел. Он лежал на полатях, под самым потолком, и, не дыша, слушал, как дедушка рядится — обговаривает условия квартирования:
— …Молоко наше. Только что из-под коровы. Картошка наша: молоденькая, с росой и землей. Мясо? Курочку можете зарезать, какая поглянется.
— У нас рука не поднимется, — раздался снизу акающий женский голос.
— А кушать — поднимется? — как послышалось вдруг Сереже, грубовато спросил дедушка.
Мальчик подполз к краю полатей, где с зимы горушкой были сложены валенки, пахнущие овечьей шерстью и дратвой, и заглянул вниз. От его нечаянного прикосновения валенки покачнулись и готовы были упасть на головы беседующих, но мальчик вовремя удержал горушку и, замирая от страха, опять посмотрел вниз.
Сперва он увидел девочку.
Крупная, несколько полноватая, она сидела за столом, покрытым скатертью по такому случаю, и маленькими светлыми глазами рассматривала сучки на потолке. Русые волосы ее, перехваченные обручем-диадемой, спускались на плечи — на короткие рукавчики бело-розового платья. Движением головы девочка то и дело отгоняла мух, сохраняя на лице взрослое выражение, приличествующее серьезности момента. Сережа сразу определил, что она вряд ли намного старше его, а скорее всего они одногодки. Вот было бы хорошо сидеть за одной партой с такой красивой девочкой!..
По другую сторону стола сидела молодая рыжая женщина и говорила дедушке:
— Если мы привезем пианино, вы не будете против?
Дедушка, что устроился бочком на порожке, как он бывало сиживал в колхозной конторе, отозвался:
— Привозите. Послушаем.
Была в его словах скрытая улыбка: зачем, мол, везти такую тяжесть в эдакую даль?
И еще он сказал совсем буднично:
— Места хватит. В морозы мы теленка в избе держим. А он, чай, ведь не меньше пианина?
Сереже стало обидно за дедушку. Почему он сидит на порожке как неприкаянный? Сел бы по-людски вместе со всеми за стол!
— У меня дочка на пианино играет, — объяснила женщина. — Тренировать пальцы и слух надо постоянно-постоянно.
А голос девочки — очень звонкий и сильный, так что Сережа открыл рот от неожиданности, а потом закрыл, — объявил с радостью:
— Я гаммы учусь играть!
Дедушка спросил:
— И поёшь, поди?
Девочка помотала головой и вздохнула:
— Я несерьезно пою.
— Почему же ты так? — упрекнул дедушка. — Раз взялась, так старайся. Между прочим, отец Федора Ивановича Шаляпина — нашенский мужик.
