— У смерти… бессмертия? — опешил Максим.
— Бессмертия, бессмертия, сынок, — лукаво улыбаясь, ответил Доктор Велес.
— Как это?
Экс-профессор ринулся к книжной полке, забитой старыми книгами и листами с рисунками. Он вытащил какую-то папку и стал швырять на пол рисунки, выполненные карандашом и акварелью, приговаривая:
— Это не то, это снова не то, это опять не то… А вот это — ТО!
Доктор Велес бросил рисунок на стол.
— Вот, зацени, Звездочёт!
Максим с интересом стал рассматривать рисунок. Ничего выдающегося: умелой рукой акварельными красками был изображён буран в степи. Снежная круговерть, через которую пробивается согбенная фигурка обречённого на смерть маленького человека.
— Ничего не видишь? — спросил профессор.
— Метель…
— Ты путника в ночи видишь?
— Вижу…
Ни хрена ты не видишь… Что у него в руке?
Максим напряг зрение.
— Какая-то жёлтая точка.
— Точка, — передразнил парня Доктор Велес. — Это Искра Жизни! Каким-то чудом этот слабый по виду человек сумел сохранить Искру Жизни, парень! Вот что надо художнику, чтобы стать бессмертным.
Профессор потёр руки, будто они у него озябли, стал, как на лекции в аудитории, прохаживаться у стола — туда три шага, три шага обратно.
— Знаешь, Звездочёт, этот этюд написал мой любимый ученик, Коля по фамилии Рак. В юности он замёрз в степи насмерть. Двенадцать часов пролежал на снегу при двадцатиградусном морозе. Какие-то шофера подобрали его без малейших признаков жизни. Ну, притащили в свой вагончик, положили окоченевший труп мальчишки на лавку… А к вечеру мальчик открыл глаза.
— Как тебе удалось ожить? — спросили его потом те добрые люди.
— Я уснул и во сне попросил бессмертия у смерти, — ответил мальчик.
— Невероятная история, — выдохнул Максим.
— Вероятная. Вполне. В застывших клетках, под слоем окоченевших мышц теплилась слабая, но Искра Жизни. Не дать ей погаснуть — вот в чём наша задача. И это главное предназначение истинного Художника на вечной Земле, где жизнь и смерть идут рука об руку.
Доктор Велес закончил свою лекцию и плюхнулся на кожаный диван, жалобно скрипнувший ржавыми пружинами.
— Понял хоть что-то, Звездочёт, а?
— Перевариваю, — после паузы тихо ответил Максим.
— Ну, ну, — хорошо, коль котелок варит… А то ведь нынче думать наш брат не любит. Раз, два — и слепил из говна конфетку, которую назвал дурацким словом — «инстоляция». Ловкачи её за мзду на выставку современного искусства, так сказать, пристроили… А народ, пипл — он ведь и конфетку из говна скушает. Как не скушать, коль в такой фантик закрутили! Вот тебе и слава! И главное, по их разумению — деньги.
