— Я тоже вас своим учителем считаю, — сказал Максим погромче, чтобы доктору искусствоведения слышно было и на кухне. — Заочно, так сказать… Спасибо вам за ваши книги… Я учился по ним в своё время.
— На здоровье! Только, как я вижу по твоему образу, не тому, видать, научился. Не рыночному отношению к нашему духовному делу… — отозвался маэстро, и тут же запахло зашкворчило, запахло жареным луком. — Ты молодец, что оказался в нужное время и к месту у меня. Это очень важно: оказаться в нужное время в нужном месте. Я все время опаздываю. Но, впрочем, горжусь этим. Точность ведь вежливость королей, а какие короли из нас сегодня? — Что-то с грохотом упало, Доктор Велес вскрикнул и виртуозно, как и подобает истинному маэстро, выругался. — Не пугайся, Звездочёт, это не милиция в дверь стучится… Это кухонная утварь с крючка сорвалась.
Профессор крикнул с кухни, чтобы гость распечатывал бутылки. Его праздничная кулинарная работа, судя по звукам и запахам, была на завершающем этапе. Доктор Велес мелькал перед глазами Максима, как старая зебра в вольере зоопарка. Хотя Максим для себя уточнил сравнение — «словно старый зебр». Так было точнее.
Профессора, не привыкшего к долгому одиночному заточению, несло по кочкам. Он буквально упивался человеческим общением.
— Я ведь тоже бывший спортсмен, — говорил он, накрывая на стол. — В свое время за бутылкой для самого Егора Святогорова бегал… Он кагор церковный уважал, а церкви в Москве при Хрущеве через одну работали. И кагором там не торговали. Так покупал в каком-нибудь чипке портвейшок, рисовал этикетку кагорную, слюнями присобачивал к бутылке — и всучивал маэстро. Если Егор был пьян, то проходил номер. Но однажды раскушал хитрость подмастерья…
— Этикетку поддельную?
— Нет, портвейн… Пойло, честно сказать, вообще ни в дугу было. Даже по совковским стандартам. Орал на меня так, будто его отравили грибами и теперь ничто, даже промывание желудка, его уже не спасет… Ничего, обошелся пойлом «Мосплодвинпрома»… Стоило только стакан выпить — и, как истинно русский человек, он сразу же привыкал к хорошему. Не веришь, Звездочёт? Истинная правда! Мне и сейчас вкус портвейна будит в душе прекрасные позывы молодости. Ведь в юности все мы — гении. Пусть не признанные, но обязательно — гении! Сами с усами. Потом эта детская болезнь проходит. Как корь. Или скарлатина… Жаль, что проходит. Хотя — всему свое время. Время быть гением, время бить, время пить и время умирать… Жаль, что не догадываемся попросить у смерти бессмертия.
