Солнце встало у цезаря за спиной, на Капитолии старый ворон, поселившийся здесь с незапамятных временн каркнул:
— Всё будет хор-р-рошо!
«Всё будет хорошо… — мысленно повторил за ним Домициан. — Всё будет…».
Потом, пока пересматривал стрелы, а мальчики-рабы готовили для него первую мишень-жертву, задумчиво глядя на свою разномастную свиту, подумал: заговор можно уничтожить на корню. Нужно только задобрить этот народ, жаждущий хлеба и зрелищ, хлеба и зрелищ… Это универсальное лекарство от любого заговора против правителя Рима. Задобрить ченрнь грошовыми подачками, посулить подарки побогаче сенаторам и всадникам — и всё. Они уже твои. Никакой Луций Антоний не подвигнет сытых и довольных на бунт и заговор против него, Домициана мудрого, которого в своей «Естественной истории» когда-то хвалил сам Плиний!
Да надо, надо расстараться для самого же себя, своего блага и своей безопасности. Он прикрыл глаза, ощущая, как восходящее солнце печет его плешь сзади даже под лавровым венком.
Что нужно сделать до октябрьских календ? Надо бы снова устроить для народа денежные раздачи. По триста сестерциев. Не густо, но вполне достаточно для того, чтобы на глазах нищавшие римляне считали его своим благодетелем. А кроме того, уже в ноябре надо бы устроить грандиозное зрелище на празднике Семи холмов[18]. Только бы не попасть впросак, как три года назад. Тогда он устроил щедрое угощение своему народу — сенаторам и всадникам были розданы большие корзины с кушаньями, плебеям — поменьше. Император начал угощаться первым. Но этого ему показалось мало. Тогда на следующий день Домициан в театре стал бросать народу всяческие подарки. Но большая часть их попала на плебейские места. И этот выскочка Луций Антоний, наместник Верхней Германии[19] насмешливо бросил ему:
— Бойтесь данайцев, дары приносящих: твои дары жадно сожрала чернь…
— Всадники в накладе не будут, — нашелся Домициан. Он поднял руку, успокаиваю бесноватую толпу, встал и крикнул:
— На каждую полосу мест всадников я выделяю по пятьдесят тессер! Завтра вам раздадут деньги!
Сенаторы и всадники с достоинством поклонились императору. И лишь этот выродок и завистник Луций Антоний прошипел за его спиной:
— Завтра они все забудут, кто и где сидел. Нужно положить конец своеволию плебеев — занимать места в театре там, где им хочется.
— Всё будет хор-р-рошо! — снова прокаркал старый ворон с холма.
«Не к добру последнее время каркает эта проклятая птица, — подумал император. — Видит в моих руках лук — и не подлетает на полет стрелы. Хитёр, но я тебя все же достану, ты мне беды не накаркаешь…». Вспомнил, кАк каркал ворон, когда он уничтожал завещание отца, в котором тот распоряжался после своей смерти передать всю полноту власти брату Домициана. Когда от завещания остался на блюде лишь пепел, он не постеснялся утверждать, что отец оставил его сонаследником власти.
