— Максим Дмитриевич, — представился Нелидов.
— Максимка… Максима Дмитриевича не заслужил еще… Какие твои годы?
Делая рассеянный обыск своей богемной квартирки, Михаил Семенович заглянул под буфет.
— Тапочки под грибком, — улыбнулся Максим.
— Каким еще грибком, на хрен?
— Под столом.
Доктор Велес, сделав гримасу на лице, нагнулся и вытащил растоптанные дешевые кроссовки.
— Чудеса в решете, да и только.
— Самое заметное место — самое незаметное.
— Философия склеротиков.
— Принцип конспираторов.
— Ну-ну… Экзамен на звездочета мне сдаешь? Ладно, удовлетворительно. Только ты свой прикид художника-передвижника снимай, парень! Ведь даже такой шляпой человеческой глупости не прикроешь… Я ведь не по одежке своих гостей встречаю, а по таланту и щедрости даров данайцев, которых я не боюсь. Ха-ха…
Михаил Семенович потер озябшие руки, глядя на литровую бутылку водки и яркие банки с пивом.
— Каждый наливает по себе… Каждый выбирает по себе: женщину, вину, вино, дорогу… — сказал Доктор Велес и, корча рожи, с отвращением выпил водку до дна. Занюхав хлебом, подождал, пока огненную жидкость примет организм в своё лоно, и умиротворенно сказал:
— Напомни, кто такой этот Аск… Аск…
— Асклетарион.
— Стоп, Звездочёт! Сам теперь вспомню… Астролог Домициана. Ты ешь, ешь, парень… И не брезгуй. Водки не хватит.
Максим выпил, достал сигареты, вопросительно посмотрев на хозяина.
— Кури, Звездочет, кури… Это вагон для курящих. И пьющих бывших профессоров. Кури и пей. Талант не пропьешь, в отличие от дачи.
Старик снова себе плеснул. Задумчиво проговорил:
— Нельзя пропить того, что тебе не принадлежит…
— Как это? Талант ведь — мой? Или — ваш?
Он махнул порцию водки, покачав седой гривой:
— А вот и нет… Талант-то — от Бога! Как ты пропьешь, что не твоё, а?
Максим улыбнулся.
— Ну, чего у тебя в твоём пенальчике-то? Смерть Домициана на конце кисти художника?
Звездочет открыл тубу, раскладывая эскизы прямо на полу.
— Да нет… Картина у меня дома. Еще не закончил. Хотел бы эскизы показать. Ваше просвещенное мнение услышать…
— Ну-ну, — активно закусывая, протянул знаток изобразительного искусства.
Максим дернулся было к окну, чтобы отодвинуть тяжелую занавеску в сторону, но старик запротестовал:
— Я ведь, парень, не глазами, а сердцем вижу… Меня и солнечный свет уже не обманет.
Доктор Велес с фужером в руке навис над разложенными на полу эскизами.
— Это хорошо, это хорошо, это — не очень, это — так себе, — он причмокивал мокрыми губами, будто пробовал на вкус живопись Максима. — Вот это уже что-то настоящее… Это, возможно, время оценит. После твоей смерти, правда, но оценит и на ярмарке человеческого тщеславия, быть может, дадут настоящую цену.
