Он читал все и изучал все, что только мыслимо было назвать современным или передовым: балет, живопись, скульптуру, поэзию и - хотя ке отличался хорошим слухом - музыку. Из современных поэтов он больше весго любил одну американку, о которой нам обоим еще предстояло многое узнать. Выбирая кппги, он предпочитал простым трудные, потому что они давали пищу его острому, пытливому уму, я же, напротив, предпочитал те, что попроще, в особенности если они были окрашены в мрачные топа. Наши вкусы нп в чем не сходились: оп любил яркую современную живопись Брака и Матисса, я Рембрандта, оп слушал граммофонные пластинки Стравинского и Баха, я мурлыкал про себя медленную часть бетховенского квартета си-диез минор.(...)
Но не в этом суть. Мы были два молодых поэта, влюбленных в поэзию, и, хотя настоящим поэтом я не был, писать стихи доставляло мне не меньшее наслаждение, чем настоящему поэту, а даже первый любовный опыт не может дать такого удовлетворения, как сочинение стихов. "..."
Благодаря дружбе с Фиббсом мое материальное положение внезапно изменилось к лучшему. Раз в неделю мне приходилось брать казенный велосипед, чтобы ехать вечером за семь миль по горным дорогам на урок, за который я получал пять шиллингов. Мой ученик - пожилой учитель, вынужденный, под страхом потерять работу, овладевать ирландским языком был милейший старик, всегда усердно поивший меня на дорогу чаем. Но когда до Фиббса наконец дошло, до какой степени я нуждаюсь, он рассвирепел и написал в общество Карнеги гневное и язвительное письмо. Секретарь не задержал с ответом, в котором, извинившись за скупость, проявленную Ленноксом Робинсоном, сообщал, что мое жалование повышается до двух фунтов десяти шиллингов в неделю, а в ближайшем будущем - после очередного заседания правления - станет три фунта десять шиллингов в неделю.
Даже в большом бизнесе редко кому повышают оклад больше чем вдвое сразу, и уж, во всяком случае, такое повышение не влечет за собой превращения нищего в богача, как это вдруг произошло со мной. Признаться, я немного потерял голову и, поехав на праздники домой, заказал теткиному мужу, Нету Хэнлопу, сшить мне костюм - первый в моей жизни, если не считать костюмчик, сшитый мне в детстве, - а также приобрел две зеленые рубашки. Они были данью Фиббсу - как настоящий поэт, он носил зеленые рубашки и черный галстук бабочкой. Решение проблемы, как достать широкополую шляпу, подобную той, какую носил Фиббс, пришлось отложить до лучших времен, когда я окажусь в стране, почитающей своих поэтов и изготовляющей шляпы, которые отвечают их вкусам. Зато я открыл себе счет в оксфордском книжном магазине, где заказал карманное издание Данте и такое же Лэндора. О Данте я давно мечтал, а Лэндора хотел приобрести из-за Фиббса.
