Само собой разумеется, что я согласился подписать "манифест" Фиббса против Йитса, к которому он питал резкую антипатию, вызванную двумя причинами: вопервых, Йитсы принадлежали к "торгашам", а, во-вторых, сам Йитс (который, как я позже узнал, пытаясь, полуслепой, соблюдать правила вежливости, обидел полДублина, неизменно путая имена) назвал его Колтером.
Джордж Рассел, редактор газеты "Айриш Стейтсмен", в какой-то из статей мимоходом разнес наш "манифест", и мы с Фиббсом отправились к нему за объяснениями!
Редакция помещалась на Мэрион-сквер в мансарде дома конца восемнадцатого века. Рассел работал в комнате, оклеенной коричневатой оберточной бумагой и украшенной темно-коричневыми и золотистыми богами и богинями. Он сидел за большим столом боком к камину - крупный, дородный пресвитерианец, каких немало на севере Ирландии, с пышной копной волос, густой бородой и трубкой в желтоватых зубах. Сидел он всегда глубоко, откинувшись на спинку стула, скрестив ноги в собравшихся на лодыжках носках, и доброжелательно улыбался глазами сквозь очки. Иногда, когда разговор особенно его интересовал, он подавался вперед, опираясь пухлыми ладонями о колени, и, склонив голову, смотрел на посетителя поверх стекол, что придавало ему проказливо-лукавый вид. Характер у него был беспокойный, даже суетливый - он поминутно вскакивал, чтобы найти (среди кучи бумаг, оттисков, рукописей) то стихотворение, предназначенное в печать, то книгу, которую он как раз рецензировал. В той же комнате находилась его секретарша, Сузан Митчел, глухая женщина с миловидным увядшим лицом; говорили, что в молодости она долго и безнадежно любила Рассела.
Фиббс, как и многие другие молодые писатели, относился к Расселу с презрением, считая его старым болтуном. И я уже был готов подписаться под этим мнением, когда Фиббс сказал:
- Разница между вашим поколением и нашим в том, что нас лишили молодости.
- Ай-ай-ай, - ответил Рассел с видом глубокого участия. - Так-таки совсем и лишили?
И я, к стыду своему, расхохотался, Рассел тоже.
Он любил цитировать фразу из "Трех мушкетеров":
"Если мы не убьем друг друга, то, полагаю, станем добрыми друзьями", и, по-моему, в этот момент мы решили стать друзьями. Когда Фиббс и я поднялись, чтобы уйти, Рассел обнял меня за плечи и сказал:
- Пришлите мне что-нибудь для газеты.
Я прислал, а он напечатал, открыв мне еще один исзочник заработка. Правда, небольшого, но когда в кармане нет ни гроша, случайная гинея, а то и две кажутся капиталом. Теперь я мог позволить себе остановиться на ночь в гостинице - хотя шесть с половиной шиллингов за постель и завтрак были, по моим понятиям, чистой обдираловкой, - и я поехал в Дублин. В воскресенье вечером, преодолев робость, я направился к Расселу домой.
