"Я дрянь и онанист", — зло и почти вслух сказал Вульф.
Рука тронула его за плечо, он вздрогнул, оборачиваясь. Перед ним встала виноватая крестьянская физиономия — это был Леха.
— Можно тебя? — как-то конфузливо скорчился он.
— А в чем, собственно, дело? — максимально ледяным тоном спросил Женя.
— Ну, это, блин, воще, поговорить.
Они, чувствуя себя бесконечно глупо, уселись на ту же самую лавочку перед входом в барак. Дембель зачем-то предложил сигарету, а Женя зачем-то взял и подражательским жестом размял "родопину".
"Щас закашляю", — подумал Вульф, делая первую в жизни затяжку, но не закашлял.
Перед глазами поплыло и стало подташнивать, как прошлым летом в Прибалтике после двух коктейлей.
— Ты, это, блин, ну, в общем, ты извини меня: я там это: ну, нажрался: — было видно, что извиняться он не умеет.
— Да ладно, — Женя еще не научился держать зла, — ничего страшного.
— Ты, это, не подумай: я это, к евреям нормально отношусь: я:
— Я не еврей, — пресек Вульф.
— Да? А чёё ты тогда? — и словно поняв, — ты, это, перед другом своим извинись:
— Да, ладно, брось ты, проехали.
— А чёё у тебя там, — он поднял наконец взгляд из уличной пыли и кивнул на вульфовское лицо, — ничего не болит?
— Нос немного.
— А ну, покажи, — умелые пальцы, натренированные десятками уличных и солдатских драк, пробежали по носу, — так больно? А так?
— Ну чёё, — вынес он вердикт, — вроде все цело, до свадьбы заживет. Ты как, на дискотеку ёидешь сегодня?
— Да. Ладно, я спать пойду, а то я с ночной смены:
— Ну, давай, до вечера.
Женя долго не мог заснуть, распаленная фантазия неслась штормовыми волнами, но теперь он строго следил за своими видениями, не давая им впасть в непристойную гадость.
И их светлая романтика была так невероятно и пронзительно чиста, что вызвала бы циничный хохот даже у заядлой читательницы дамских романов.
Но кто посмеет его осудить?
Ведь ему было всего семнадцать.
А иногда, когда коварной мечте удавалось выскользнуть на мгновение из цепей старательного целомудрия, они пришлись бы по вкусу любителю жесткого порно.
Но кто посмеет его осудить?
Ведь ему было уже семнадцать.
VIII
Часа в три Женя подскочил на скрипучей сетке, покрытый холодным потом, — ему приснилось, что он проспал.
Встав, Вульф проделал целый ряд ненужных суетливостей. Сперва, он полчаса плескался в кочегарском душе, затем, старательно и неумело скреб тупой бритвой редкий золотистый пушок, показавшийся уже на щеках.
Покончив с гигиеной, Вульф двинулся в деревню, где сунул в киоск рубль, получив в ответ пачку "БТ", коробку спичек и девятнадцать копеек сдачи. (Он бы купил "Мальборо", но его в деревенском ларьке, конечно, не было, даже и в тот еще изобильный год)
