Ветер, пронзающий и утренний балтийский ветер, продувавший насквозь ведущую к морю улицу, не впустил их на пляж. В сером свете лениво наползавшего дня волны набегали мутным киселем на коричневый песок.
— Боги, боги, и при луне мне нет покоя! — театрально провозгласил Светкин голос.
Вышагивая сценической походкой и горделиво подняв голову, она близилась к ним, держа под руку зрителя своей, даже превосходящей обычную, артистичности.
— Ужасно тесная штука этот мир.
Света внимательно посмотрела на говорившего, королевским движением приопустив вбок подбородок и вздернув брови; Страдзинский начал кусать губы, сдерживая веселье.
— Познакомьтесь, это Калью, — сказала она тоном светской леди, вынужденно представляющей четвертого мужа опустившимся друзьям детства.
Страдзинский, глубоко вдохнув, протянул руку. Калью, высоченный красавец-шатен лет двадцати опустил глаза и секунду непонимающе рассматривал руку с видом наследника престола, получившего предложение переехать из Букингемского дворца в однокомнатную "хрущовку". После чего, заметно снизойдя, сунул ему вялую ладошку.
Рома слегка разозлился, но развеселился все же больше.
— Вы обратили внимание, какие интересные краски сейчас на море? Так жаль, право, что у меня нет с собой ничего для работы. Не правда ли, обидно упускать подобную красоту? — спросила Света, аристократическим движением коснувшись кончиками пальцев тыльной стороны кисти Страдзинского.
— А мне вот нисколько не жаль, — заговорил Илья патетическим голосом. Когда я вижу подобную красоту, мне хочется только одного! — лишь знакомая и совсем не присущая ему серьезность выдавала его.
Он продолжил с надрывом:
— Только одного, спросить: почему, почему люди не летают как птицы!?
— Ну, это из "Чайки", — пренебрежительно повела плечами, злобно сверкнув взглядом, Света.
— У нас в Ревеле, — заговорил Калью с анекдотным акцентом, — Чехова теперь не ставят.
"Ну, столичная штучка, держись", — подумал Страдзинский, увидев огоньки, забегавшие в глазах Ильи. Тот явно забыл обо всем: о Свете, Роме и даже Маше.
— Боже мой! Не может быть! — все лицо Ильи светилось искренним интересом. — А что же теперь у вас ставят!?
Калью пыжился под градом вопросов. Назвав пару перевранных фамилий, он скис, но услужливый Илья пришел ему на помощь, сыпя именами только что придуманных авторов и названий пьес, он восхвалял каких-то лифляндских режиссеров, причем один из них (это Роман знал точно) был полным тезкой водителя автобуса Юрьевск-Ревель.
