— Алло, мостик. Завхима ко мне.
И тотчас щелкнул динамик на переборке и зычно объявил:
— Внимание! Завхимлабораторией зайти к завпроизводством!
Мы, стараясь не греметь своими чемоданами-«углами», внесли их в каюту и двинулись вслед за матросом по коридорам и бесчисленным трапам огромного парохода.
Первый помощник капитана занес наши фамилии и даже даты рождения в толстый альбом, выяснил, что никто из пятерых не поет и на духовых инструментах не играет, расписался пять раз на наших квадратиках и сразу потерял к нам интерес. Четвертый помощник расселил нас по каютам, матрос и я попали в одну четырехместку на корме. Пятый помощник, который ведал пожарно-технической частью (так было написано на двери его каюты), спал. Густой овчинно-селедочный запах валил от радиатора, где были развешены серые шерстяные портянки, рабочие штаны и свитер. Кто-то из нас со шкодливой смелостью громко постучал в открытую дверь еще раз. Скрипнула койка, отдернулась шторка, показалась рука с часами и помятая физиономия.
— О, спасибо, на чай разбудили. А-а… откуда вы взялись посреди моря?
— Современная техника, — сказал матрос, — аэроплан, дрезина и сапоги-скороходы. Вот эти, — он был действительно в сапогах. — Вы «бегунки» нам подпишите, а то мы тоже чаю хотим.
Он протянул к койке пять наших квадратиков.
— Все члены профсоюза? — заинтересованно зевнул пятый помощник.
— С пеленок, — за всех ответил матрос.
— Ну, придете как-нибудь потом, я на учет вас поставлю.
И он дважды расписался в каждом квадратике, против «пятого помощника» и «предсудкома».
Пошли искать столовую. Нашли быстро — по хлебному запаху, светлой струей, как ручей на болоте, пробившемуся сквозь селедочный крепкосол, и по звону ложек-кружек. «Кино-столовая команды», — значилось на широкой двустворчатой двери. Вошли. Девчата-официантки с марлевыми коронами на головах убирали с длинных столов посуду: алюминиевые кружки, эмалированные миски с рыбьими скелетами, большие столовые ложки, горы хлебных огрызков.
— Девчата! Новенькие! — крикнула одна в раздаточное окошко.
— Не трави! — откликнулся в гулкой глубине камбуза низкий, грудной голос. — Откуда?
В двери показалась рослая повариха, вся в белом, лицо молодое и красивое.
— Пра-а-вда, — сказала она удивленно и долго, улыбаясь, с любопытством рассматривала нас. Мы — ее.
— Ни-че-го краля, — вполголоса заметил один шофер. — Я б закрутил с такой…
— Есть квас, да не про вас, — отрезала она. — Крали! Ха!
