Утром Коутс внес чай, газеты и письма, и я мгновенно проснулся.
— Шел ли ночью дождь, Коутс? — спросил я.
Коутс, чья невозмутимость всегда заменяла мне успокоительное, ответил:
— После полуночи нет, сэр.
— Ага! — сказал я. — Коутс, ты не выходил утром в сад?
— Выходил, сэр, собирал малину для завтрака.
— Но ты был с другой стороны дома?
— Да, не с этой.
— Тогда, Коутс, не пройдешь ли ты, строго по тропинкам, к сараю? Обрати особое внимание на грядки между кустами и дорожкой: посмотри, нет ли на них каких-нибудь отпечатков, но сам на землю не наступай. Мы ищем следы, понимаешь?
— Следы? Отлично, сэр. Велика ли дичь?
— Да, велика, Коутс.
Ничуть не смутившись необычностью приказа, Коутс удалился, являя собой укор всем, кто сомневается в совершенстве выучки британского солдата.
С немалым любопытством и заинтересованностью я ожидал его доклад. Сидя с чашкой чая, я прислушивался к размеренным шагам по садовой дорожке за окном. Вдруг Коутс остановился и издал невнятное восклицание: что-то нашлось. Вчерашней грозы как не бывало, и, судя по всему, жара не собиралась спадать, однако я был уверен, что на влажной земле сохранился превосходный отпечаток, оставленный накануне. Но должен признаться, что солнечный свет, льющийся ко мне в окошко, и небесная лазурь такой чистоты, какую мне едва ли доводилось наблюдать в Англии, прогнали всякое воспоминание о неподдельном ужасе, посетившем меня в поздний час, когда в тенях под живой изгородью сверкнули огромные кошачьи глаза.
Остатки сна испарились, и сразу вспомнилось кое-что еще из того, что вчера я не догадался связать с происходящим: в памяти возникло гибкое неуловимое существо, преследовавшее меня по дороге домой. Но мне и сейчас было сложно понять, что между всем этим общего, ведь тогда во тьме мелькнул силуэт человека (точнее, женщины), а глаза, смотревшие в окно откуда-то снизу, были похожи на глаза припавшей к земле кошки.
Вновь зазвучали шаги: это Коутс обошел по дорожке коттедж и вошел в него через кухонную дверь. Наконец он оказался на пороге спальни и застыл в ожидании дальнейших распоряжений, как и полагается вышколенному слуге. Его костюм, конечно, выглядел бы нелепо в лучших домах Пика-дилли, ибо в моем сельском пристанище ему приходилось исполнять разнообразные и гораздо более важные обязанности, чем обыкновенному дворецкому. Разумеется, его невозмутимое загорелое лицо было тщательно выбрито, а прическа оставалась безупречной, но в то утро намеревался поработать в саду и потому вместо требуемой черной пары был облачен в видавшую виды охотничью куртку, военные бриджи и коричневые краги. С первого взгляда в нем угадывался старый солдат, каковым он и являлся.
