— Если что тут и было, — подал голос Болтон, — то этому давно приделали ноги; мы запираем стойло после того, как коня успели увести. Если поступит жалоба, вы подтвердите, что я не виноват, сэр?
— Конечно, — ответил я. — Однако я сам нарушу закон, если пройду с вами внутрь, посему откланиваюсь.
— Доброй ночи, сэр, — попрощался констебль, вошел в пустой гараж и закрыл за собой ворота.
Я спешно зашагал к небольшому коттеджу, ставшему мне домом. Я часто думаю, что выбрал это уединенное жилье по мотивам чисто эгоистическим. Я не чурался выходов в свет и редко пропускал важные лондонские премьеры, но питал неодолимую слабость к тайным знаниям. Поэтому — и еще по одной причине, о коей поведаю позже, — я оставил квартиру в Темпле и вместе со своей библиотекой удалился в эту тихую заводь, где единственной связью с Флит-стрит, миром театров и клубов, шума и блеска, был телефон. Вряд ли стоит добавлять, что я располагал достаточными средствами, чтобы потакать своим капризам, иначе, будучи журналистом, я был бы вынужден держаться поближе к пульсу событий. Таким образом, я вел беспечное существование независимого корреспондента, к тому же был на хорошем счету, что позволяло выбирать темы, с которыми я желал иметь дело. По натуре я не тщеславен — или, вероятно, мне не хватает какого-то стимула — и все, что я писал, просто доставляло мне удовольствие, да и мои исследования, возможность рассказать о которых мне скоро представится, не из тех, что в наш меркантильный век способны пополнить чьи-либо сбережения.
Я не подозревал, как быстро придет конец размеренному течению моей жизни, насколько резко и непредсказуемо изменится русло упомянутых исследований. Но если в ту ночь мне и предстояло стать свидетелем жуткой драмы, поначалу никакое чутье мне не подсказывало, что темные силы, коим суждено перевернуть мое существование, уже близко; тень настигла меня лишь у старого вяза перед самым моим домом.
Только этим я могу объяснить то безотчетное чувство, что заставило меня замедлить шаг и прислушаться. Ветер наконец стих, и ночь наполнилась безмолвием, нарушаемым лишь стуком капель, падающих с ветвей, и далеким гудением города. Внезапно мне померещилось, что где-то воет пес. Я не слышал ничего похожего на звук шагов за спиной, однако быстро обернулся, не сомневаясь, что кто-то меня преследует. Как я уже сказал, это убеждение пришло из ниоткуда и было совершенно необъяснимо. Но догадка оказалась верной.
