— Расскажите мне что-нибудь о себе, — вырвалось у него неожиданно.
Она остановилась, повернув к нему лицо; руки, покрасневшие от холода, энергично засунула в карманы; серые глаза ее сразу стали холодными.
— Вы шпик?
Вацлав от изумления разинул рот.
— Ради бога, что вы обо мне… какой шпик?
— В каждом бараке здесь имеется по крайней мере один такой, — отчужденность исчезла с ее лица. В этот миг он заметил обтрепанные края рукавов ее пальто, обметанные нитками несколько иной окраски. Эта мелочь его растрогала. Он всей душой стремился сблизиться с ней, но в смятении чувств утерял нить разговора.
— Что вы чувствовали, когда только-только попали сюда?
Быстро темнеющая полоса неба отразилась в ее неспокойных глазах. Катка горько улыбнулась. В уголках ее рта стали заметны скорбные складки.
— Точно я уже и не помню. Первую ночь я всю напролет проплакала. То же, вероятно, было и во вторую ночь. Ну, а потом человек начинает ко всему привыкать…
— Как долго вы здесь?
— Зачем этот допрос? — Она нервно передернула плечами.
Но он все же поймал на ее лице следы некоей благосклонности.
— Новички в Валке всегда удивительны: они как дети, потерявшие маму. — Катка плотно сжала маленькие упрямые губы и вдруг показалась ему намного старше, чем он сам. — Восемь месяцев, если хотите знать, — сказала она.
У Вацлава опустились руки, и он сделал судорожный глоток.
— Разве вы не хотите уехать отсюда?
— Хочу…
Им навстречу шли три субъекта: руки в карманах, в зубах сигаретки, воротники пальто небрежно подняты. Отпечаток равнодушия и скуки на их молодых лицах моментально сменился наглостью, как только они увидели Катку. Когда поравнялись, средний из них, рыжеватый, причмокнул и отпустил по адресу Катки пошлое замечание. Присутствие Вацлава молодчики совершенно игнорировали.
— Мерзавец! — бросил ему вслед Вацлав.
— Ну, ну, смотри у меня, как бы я не выкупал твою морду в луже, болван! — И рыжий залихватски сплюнул сквозь зубы.
Казалось, Катка на весь этот инцидент не обратила никакого внимания. Она все порывалась уйти, но Вацлав не отставал от нее.
— Мне пришла в голову мысль, — сказал он торопливо и покраснел, — что мы могли бы посидеть за чашкой черного кофе, как только я получу первую зарплату. Однако не «У Максима».
— Зачем? — Она подняла брови.
Вацлав нащупал в кармане камешек, принесенный с чешской стороны Шумавы.
— Я здесь страшно одинок. Да вы, вероятно, и сами знаете, как тяжко, если человек не может никому довериться.
