Он знал, подумала Сольвейг. Он знал. Вот почему он отвел меня на поле Стикластадир. Вот почему хотел, чтобы я ушла спать на холм.
— И надолго? То есть на сколько?
— Не спрашивай меня.
Сольвейг словно онемела. Будто рассыпалась горсткой пыли.
— Неважно, — промолвила Аста. — Я справлюсь, не так ли? Мы отлично заживем с Кальфом и Блуббой. И с тобой, Сольвейг, с тобой, мечтательница ты эдакая.
Девушка вышла из маслобойни и пошла дальше, от хутора к фьорду, все вниз и вниз. Скрестив ноги, она уселась на маленьком деревянном причале.
«Он ведь пошлет за мной. Так же, как Харальд прислал за ним людей. Он поклялся, что возьмет меня с собой. Правда?»
Но под ярким солнцем она начала дрожать.
Сначала Сольвейг подавляла рыдания. Затем начала всхлипывать. Она плакала и не могла остановиться, и слезы капали между бревнами причала в соленую воду.
Весь день она повторяла про себя все, что отец говорил ей на поле Стикластадир, каждое слово. Вспоминала каждую паузу, каждый жест. То, как он дрожал.
Девушка поняла, почему отец хотел последовать за Харальдом, но не могла взять в толк, почему он не рассказал ей об этом. Она чувствовала себя покинутой и беспомощной.
Той ночью Сольвейг увидела, как Аста сидит на своем трехногом стуле у очага. Растрепанные волосы в неверном свете огня отливали бронзой. Мачеха застонала, а затем принялась молиться, и молитва ее становилась все истовей.
Она просила Тора, чтобы тот сохранил Хальфдана невредимым. Она просила Фрейю придать сил ее разуму и ее сердцу. Она умоляла всех богов, способных защитить Кальфа и Блуббу. Помолилась даже за Сольвейг, а затем встряхнула волосами, откашлялась и сплюнула в огонь.
Сольвейг лежала неподвижно, будто камень. Сквозь полузакрытые веки она видела, как мачеха вытянулась на полатях. Услышала, как та вздохнула так громко и протяжно, словно сильная волна набежала на берег.
Затем в дом ввалились Кальф и Блубба, и старший из братьев провозгласил высоким голосом:
— Поберегись!
Ему было уже пятнадцать, но голос его все еще ломался: то звучал сипло, а в следующее мгновение уже срывался на писк.
Блубба сказал:
— Берегись скрипучего лука.
— И зевающего волка, — добавил Кальф.
— Берегись нового льда.
— И того, что говорит в постели хорошенькая девчонка.
Оба мальца загоготали.
— Кальф! Блубба! Довольно! — прорезал тьму голос матери.
— А еще остерегайся отчима. Отчима, который уходит! — не унимался Кальф. — Пошли, Блубба.
Но Блубба не присоединился к нему. Он догадывался, что чувствовала сейчас Сольвейг.
