Костяной браслет | страница 51



— Но он ведь не продаст Эдит?

Слоти рассмеялся:

— О нет, только не Эдит.

«А меня? — подумала Сольвейг. — Что, если я не смогу заплатить за переезд?»

— А вообще могу рассказать тебе секрет. Рыжий Оттар очень доволен ею и хочет подарить ей что-нибудь.

— Она похожа на мою старшую сестру. Хотя вообще-то у меня никогда не было сестры.

Слоти улыбнулся:

— Нам всем нужен такой человек. Который бы рассказал нам про нас самих. Так вот, Рыжий Оттар попросил Одиндису выбрать для нее брошь у здешнего превосходного ремесленника и заговорить ее.

— Ох! — воскликнула Сольвейг. — Как бы я хотела попасть в его мастерскую!

10


Бруни с Одиндисой отправились в мастерскую, захватив с собой Сольвейг и Вигота.

— Я бы лучше порыбачил, — ворчал юноша. — Но у меня потерялись все крючки. Бронзовые. Вы уверены, что этот ремесленник…

— Олег, — подсказал ему Бруни.

— Вы уверены, что у него хороший запас крючков?

— В прошлый раз было много. И еще продавался чудесный нож с костяной рукоятью.

— Я только ловлю рыбу. Это Бергдис ее потрошит. Их дорога проходила через кладбище, лежащее на зеленом холмике у самого моря.

— Тут лежат бок о бок русы, шведы, финны и балты, — рассказал им Бруни.

— Что, все вместе? — удивилась Сольвейг.

— А почему бы нет?

— Но они все чтут разных богов. В нашей стране христиан нельзя хоронить рядом с нами. В Норвегии. Разве что они поклонялись и старым богам тоже.

— Справедливо, — ответил Бруни. — Но люди, которые обосновались здесь, уехали далеко от своих очагов. Может, вера и разделяла их, но торговля объединяла. Сюда приезжают даже булгары и арабы. И все они как жили вместе, так и лежат сейчас рядом.

Сольвейг оглядела грубо отесанный камень чуть выше ее ростом.

— Похоже, я могу прочесть эти руны.

Альрик сей камень сыну воздвиг.
Он вспахивая килем Восточный путь,
Он в Ладоге сделал последний вдох,
Бергвид отважный, мой славный сын.

— Старики, молодые, — заговорил Вигот. — Одину все равно. Отважный малый, погиб в битве.

— Откуда ты знаешь? — спросила Одиндиса. — Может, он подхватил лихорадку.

— Или утонул, — добавил Бруни.

Сольвейг огляделась. Вокруг теснились могильные камни. Она перевела взгляд на море.

— Что от нас останется? — спросила всех она. — Здесь, в Мидгарде.

Но Бруни, Одиндиса и Вигот были погружены в свои мысли и не ответили ей.

И Сольвейг услышала слова отца: «Лишь одно не погибнет вовек и не изменится. Это имя, что ты заслужишь своей жизнью».

То, что остается, сказала она себе, это всего лишь руны. Иные так разъела морская соль, что их теперь и не прочесть. Нет! Это неверно. Рукою, что начертала эти руны, каждым ее движением двигали любовь и скорбь. Вот что останется от нас. Тоска, что связывает отца с дочерью, мать с сыном.