Комбат резко прерывает меня:
— Получен приказ срочно выходить в район сбора дивизии. Вот сюда, — и майор карандашом показал точку на карте, — в лес севернее города Лида.
Прозвучала команда: «По машинам!» Отделение саперов остается хоронить погибших, раненые едут вместе с нами…
К месту сбора подошли часа в два, и первое, что увидели, это надвигающуюся на город армаду фашистских самолетов. Бомбардировщики с черными крестами на крыльях звеньями заходили на жилые кварталы. Смертоносный груз сыпался на мирный город, на наших глазах исчезающий с лица земли. На земле все полыхало, в небо поднимались клубы черного дыма.
Из горящего города бежали люди. С узлами и чемоданами, с детьми на руках. Лишь бы подальше от этого ада. В толпе выделялась молодая простоволосая женщина, державшая одной рукой девочку, а другой веревку, на которой была привязана коза. Дергая за веревку, она, мешая русские и польские слова, причитала:
— Ой, все пропало. Отца убили, все спалили, где же мы приклоним головы, цурка моя кохана… — А потом стала выкрикивать проклятия: — Будь проклят Гитлер, поганая собака! Пусть его дети лишатся крова!
В ласу рассредоточивались машины подошедшего штаба дивизии. Около машины комдива собирались командиры. От толпы, беспрерывно тянувшейся из города, отделился высокий молодой мужчина и широко зашагал к группе комсостава. Его светлые волосы были растрепаны, в голубых глазах светилась решимость.
— Товарищ полковник, — обратился он к старшему по званию, — я здесь проводил отпуск, сам из Рудни комбайнер, сержант запаса, командир минометного расчета. Возьмите меня к себе, дайте оружие.
— Не имею права, сержант. Этим занимается военкомат.
— Так когда еще доберусь до военкомата! А видите, что они, сволочи, делают! На что замахнулись проклятые!.. Вы в бой идете, товарищ полковник, и мое место там… Возьмите меня, рядовым бойцом возьмите!
— Не могу, сержант. Понимаете, не мо–гу!
Мужчина с досадой махнул рукой, круто повернулся и широко зашагал к дороге, но которой все шли и шли люди из горящего города.
А над дорогой уже появились два «мессера». Настигнув толпу беженцев, они открыли огонь из пулеметов.
Невозможно передать чувства, владевшие нами в те минуты. Мы видели, как враг расстреливает мирных людей, уничтожает город, и ничего не могли предпринять: дивизия не должна была обнаруживать себя. Мы задыхались от злобы к врагу и сознания собственной связанности, и когда увидели падающих под пулями людей, многие из нас бросились туда. Но властный голос комдива остановил нас:
