Марк схватил самый большой ломоть и надкусил. Он никогда не ел такого вкусного хлеба, мягкого и теплого. Масло и чеснок просто таяли на языке.
— Мамаша Лав настоящая итальянка, — пояснила Реджи, поглаживая кошку. — Ее родители родились в Италии и иммигрировали в эту страну в 1902 году. Так что я наполовину итальянка.
— А мистер Лав? — спросил Марк с полным ртом. И руки, и губы у него были в масле.
— Паренек из Мемфиса. Они поженились, когда ей было шестнадцать…
— Семнадцать, — поправила мамаша Лав, не оборачиваясь.
Теперь мамаша Лав ставила на стол тарелки и раскладывала приборы. Реджи встала, собрала украшения, одновременно столкнув кошку с колен, и спросила:
— Скоро будем ужинать?
— Через минуту.
— Побегу переоденусь.
Эксл села у ног Марка и потерлась о них головой.
— Мне очень жаль, что так получилось с твоим братишкой, — сказала мамаша Лав, посмотрев на дверь и убедившись, что Реджи в самом деле ушла.
Марк проглотил хлеб и вытер рот салфеткой.
— Он поправится. У нас хорошие врачи.
— И у тебя самый лучший адвокат в мире, — произнесла она строго в без улыбки, дожидаясь подтверждения.
— Совершенно верно, — согласился Марк.
Она одобрительно кивнула и направилась к раковине.
— Что же такого вы могли там видеть?
Марк пил чай и смотрел на седой пучок. Может статься, что ему долго и нудно придется отвечать на вопросы. Лучше сразу положить этому конец.
— Реджи не велела мне распространяться об этом. — Он принялся за второй кусок хлеба.
— О, Реджи всегда так говорит! Но мне ты можешь рассказать. Все ее ребятишки делятся со мной.
За последние сорок девять часов он здорово поднаторел в тактике допросов. Не отвечай сразу. Потом задай свой вопрос.
— А она часто привозит сюда детей?
Мамаша Лав сняла кастрюлю с плиты и немного подумала.
— Может, пару раз в месяц. Ей хочется их как следует накормить, вот она и привозит их. Иногда они остаются ночевать. Одна маленькая девочка целый месяц жила. Такая жалкая. Ее Андреа звали. Суд отнял ее у родителей, потому что они поклонялись Сатане, приносили в жертву животных и все такое. Она была такой печальной. Жила наверху, в бывшей спальне Реджи, и очень плакала, когда пришла пора уезжать. Просто сердце мне надорвала. Я сказала Реджи: «Больше никаких детей», но Реджи делает то, что хочет. А знаешь, ты ей действительно нравишься.
— Что же случилось с Андреа потом?
— Вернули родителям. Я каждый день за нее молюсь. Ты в церковь ходишь?
— Иногда.
— Ты хороший католик?
