Полковник крепко пожал нам руки и быстро удалился. Ошеломленные, еще как следует, не придя в себя, мы долго смотрели ему вслед. Его статная фигура на целую голову возвышалась над спешащей толпой.
— Вот тебе и папа Кузя! До чего же правильный мужик! — прервал наше молчание Виктор Чечин.
— Смел, добр, решителен и вдумчив! Все, что надо командиру! — ответил я Чечину.
— И человеку! Настоящему! — добавил Черевичный. Тяжелый и сложный путь в авиацию прошел Федор
Михайлович Кузичкин. Деревенским парнем, осенью 1914 года, с десятками тысяч себе подобных, он был продан всемилостивейшим самодержцем Российским на пушечное мясо в легионы французской армии. Генералу Жофру нравились мужественные, выносливые русские парни. Там, где косила смерть, на самые сложные, самые убойные направления выставлялся легион, который с богом и матом шел напролом, обильно поливая своей кровью чужую землю. Потом знойные пески и испепеляющее солнце Африки. Жажда, когда во рту распухал и становился шершавым язык. Не менее жестокое и хамское, чем в России, отношение офицерства. Ранение, госпиталь и вновь фронт. Кровь и хамство. На его груди уже поблескивали пять лучей ордена Почетного легиона, но где бы он ни был, мысли о далекой родине никогда не покидали его.
И вот сквозь все преграды и барьеры пробилась сладкая весть — в России революция! Свергнут царь. Власть перешла в руки рабочих и крестьян. Офицеры всячески скрывали эту весть, но разве можно обмануть обманутых? Домой, на Родину, в Россию! Наконец Кузичкин на Родине. Не задумываясь, он весь отдается борьбе за новую власть. Орден Красного Знамени украшает его грудь. Конец интервенции. Борьба с разрухой, учеба, снова армия, и в 1938 году инженер–полковник Кузичкин получает назначение на должность командира одного из авиационных отрядов Полярной авиации.
Нелегкая, полная нечеловеческих испытаний и мытарств жизнь не ожесточила сердце Федора Михайловича, как это порой бывало с другими. Сердце его осталось добрым к людям. Люди любили и уважали его за правдивость, за кристальную большевистскую чистоту.
Молча шагая, не решаясь открыто взглянуть в глаза друг другу, каждый из нас тяжело переживал наше вранье. Первым заговорил Иван:
— Надо же! Какого человека чуть не обманули! Чертовы гимназисты мы, а не полярные летчики! Противно смотреть после этого друг на друга!
— Что верно, то верно, — сказал Чечин. — В этом мы сами виноваты. Выдержки не хватило. Надо было честно сказать Мазуруку и даже Папанину, что дела экспедиции требуют нашей поездки в Арктический институт! И все, а мы, как школьники, пустились в бега!
