— Пришёл, — вздохнул я.
— Ну и молодец. Подними-ка майку, я тебя послушаю.
Я выполнил его просьбу.
— Ну что ж, дыхание чистое, хрипов нет, — заключил Виктор Михайлович, вытаскивая из ушей наконечники фонендоскопа. — Рентген никакой патологии не выявил. Даже не верится, что ты провёл несколько ночей на холодной земле. Организм крепкий. У тебя что-нибудь болит?
— Нет, — ответил я.
— Спина, почки, ноги?
— Нет, нет. Всё в норме.
— Вот и замечательно. Значит, через недельку тебя выпишем, и поедешь домой. Кстати, с тобой очень хотят поговорить. Это следователь из милиции. Он и вчера к тебе рвался, но я его не пустил. Тебе явно было не до него. Но сегодня, не обессудь, встретиться с ним придётся. Так я его приглашу?
— Пожалуйста, — пожал плечами я, и почувствовал, как во мне стало нарастать волнение.
Врач вышел, и вскоре в палате появился невысокий, коренастый мужчина средних лет, с лобастым, горбоносым волевым лицом и внимательными тёмно-серыми глазами, в которых сквозила мощная проницательность. Он был в служебной форме. По количеству звёздочек на погонах, которые выглядывали из-под накинутого на его плечи белого медицинского халата, я определил, что передо мной майор.
— Здравствуй, Дмитрий, — приветливо произнёс он.
Следователь снял фуражку, положил её на стол, придвинул к себе стул и, не выпуская из рук чёрную папку, уселся подле меня.
— Меня зовут Николай Иванович, — представился он, пристально глядя мне в глаза. — Я веду дело по факту гибели вашей группы. Наши поисковики сейчас прочёсывают тот квадрат, где потерпел крушение вертолёт. Кое-что они уже нашли. Находки, конечно, страшные. Но для того, чтобы я смог полностью во всём разобраться, мне нужно услышать твой рассказ. Я понимаю, что вспоминать всё это тебе будет нелегко. Но сделать это надо. Причём, со всеми подробностями.
— Надо, так надо, — пробормотал я, и приступил к повествованию…
Когда я открыл глаза, в окошко домика бил яркий солнечный свет. Я поднял голову и посмотрел по сторонам. В избушке, кроме меня, находился только Алан. По его слегка припухшему лицу было ясно, что он проснулся совсем недавно. Смяв кусок бумажной салфетки, он сосредоточенно, всухую чистил им зубы.
«Катастрофа-катастрофой, а жизнь идёт своим чередом», — пронеслось у меня в голове.
Услышав моё шевеление, Тагеров обернулся.
— Спать ты, конечно, горазд, — нравоучительно протянул он. — Все уже давным-давно поднялись, а ты всё пребываешь в отключке.
