.
В Германии все дети от шести до четырнадцати лет обязательно должны вступать в отряды пимфов, и там им дают форменные костюмчики. Но не всем хочется носить эту форму. Дети рабочих и других антифашистов носят ее только на школьных праздниках, когда иначе нельзя. Дома, во дворе, во время игр они надевают свою простую одежду. А дети фашистов, наоборот, всегда хотят показать, что они настоящие фашистские пимфы, и постоянно косят свои форменные костюмы.
Но полицейские и штурмовики непременно должны быть в полной форме. Поэтому их всегда изображали дети настоящих фашистов.
Когда Генрих Кламм спустился во двор, толстый Эвальд сразу заметил его и закричал:
— Генрих Кламм! Сюда! Играть с нами!..
Эвальду было уже одиннадцать лет. У него были такие толстые красные щеки, точно он постоянно дул в трубу. Он вечно кричал и командовал, потому что его отец был капитан полиции. Эвальд хотел быть старшим над всеми.
— Живо сюда! Играть! — скомандовал он маленькому Генриху.
Вольфи заворчал и чуточку оскалил зубы: ему это не понравилось. Но Генрих был маленький робкий мальчик. Он подошел к Эвальду.
— Сегодня мне хотелось бы играть полицейского или штурмовика, — сказал он тихонько.
— У тебя же нет формы! — гордо ответил Эвальд.
— У отца нет денег на форму.
— Вот видишь! Как же ты хочешь быть полицейским? Сейчас же иди к безработным. Марш!
Когда Вольфи услышал это, он выбежал на улицу. Он не любил этих игр. Но Генрих был еще глуп и послушен. Он стал в очередь безработных. Там уже стояли все дети, у которых не было форменных костюмов.
Но за воротами стояли настоящие пимфы в кепках, в желтых рубашках с черными галстуками и кожаными поясами. Все они были вооружены палками. Это были дети богачей, настоящих фашистов.
Игра уже началась.
Девочки, бывшие во дворе, и совсем маленькие ребятишки стояли кругом и смотрели. Они были очень взволнованы.
Герберт Вагнер с оттопыренными ушами заорал:
— Молчать!
Это было совсем зря, потому что все стояли совершенно тихо.
— Молчать! — заорал Герберт и начал всем раздавать по клочку газетной бумаги. — Тебе одна марка и двадцать пфеннигов… Тебе одна марка. Больше не получишь.
— У меня четверо детей, — сказал Петер Кар. (Он был сын портного-латочника, жившего во дворе.) — У меня двенадцать внуков, — продолжал он, — и тридцать правнуков.
Безработные засмеялись, но Герберт опять заорал:
— А мне какое дело! Иди на трудовую повинность! Улицы чистить! — И он толкнул Петера Кара в грудь.
