Не ответив, он подошел к окну. Выплюнул липнущую к зубам кофейную гущу — она упала на болото, простиравшееся за домом. Гнилое, зловонное болото. Он подумал: «Когда же я выберусь из этой трясины?»
Голос женщины вывел его из раздумья:
— Хватит, Ибарра! Это для папы.
Он обернулся и увидел, что малыш тянется к почерневшей от времени алюминиевой тарелке, на которой лежали остатки хлеба с солью. Мать помешала ему — ребенок отдернул руку.
Ему стало не по себе.
— Оставь его, Далисай, — сказал он. — Пусть ест.
Ребенок поднял на него глаза, радость мелькнула на его темном личике.
— Это все мне, папа? — спросил он.
— Да, сынок. Ешь.
Сердце его дрогнуло от жалости. Ту же жалость он прочел во взгляде женщины, когда обернулся к ней.
— У тебя будет кружиться голова! — В ее слабом голосе звучала тревога. — Это не шутка — таскать бревна на лесопилке!
— Ерунда! — ответил он. — Я здоров, как бык. Ничего со мной не случится.
Он подошел к столбу, подпиравшему потолок, и снял с гвоздя пиджак — старый, уже потерявший первоначальный цвет, штопаный-перештопаный. Впрочем, брюки на нем были ничем не лучше.
— Ты уже уходишь? — спросила женщина.
— Нет, — ответил он.
Она с недоумением посмотрела на него.
— Я не пойду на работу!
На худом лице женщины появился испуг.
— Что стряслось?
— Не хочу. Вернее, мистер Лим этого не хочет. Мистер Лим Атик.
Женщина смотрела на него, ничего не понимая.
— И я не один, — продолжал он, — нас пятьдесят человек. Тех, кто таскает бревна за три песо в день.
— Вы что-нибудь натворили?
— Ага. — И скулы его окаменели. — Мы подали прошение. Нам не хватает на жизнь. Так продолжаться не может. Мы требуем, чтобы нам платили не три, а четыре песо, ибо так записано в контракте. И за это нас вчера уволили.
Он взглянул на женщину и поразился перемене в ее лице.
— Не горюй! — Он через силу улыбнулся, пытаясь подбодрить и ее, и себя. — Зато с плеч моих сойдут мозоли, да и бревном меня теперь не задавит. А от сумы и тюрьмы, как говорится…
Однако шутка не развеселила женщину. Некоторое время она молчала.
— Плохо дело. Ты говорил с ним?
— Говорил. И я говорил, и все мы. Мы чуть не валялись у него в ногах. Но он не дурак. Он понимает: на место любого из нас найдется десяток филиппинцев, и каждый согласится за гроши стать его рабом. Уже вчера он нанял новых рабочих. Мы не держим на них зла: они такие же бедняки, как и мы, они тоже хотят есть, хотят жить…
Женщина обреченно опустила голову.
— Не тревожься, — сказал он. — Бог милостив, он всемогущ…
