Современная филиппинская новелла (60-70 годы) | страница 21

— Почему вы не сели здесь, со мной? — спрашивает Фели. Сердце ее бешено колотится. — В конце концов, вы ведь президент…

— Ну, видите ли… — Дуардо не оборачивается, но по тому, как он запинается, Фели догадывается, что губы его дрожат. — Это… это может п-показаться… не совсем п-приличным…

Лицо Фели делается непроницаемым. Зубы сжаты. Дуардо был единственным мальчиком, с которым она дружила здесь когда-то. Теперь он учитель той школы в баррио, в которой они оба учились, президент ассоциации выпускников.

— Мы все очень рады, что вы приехали, — говорит Дуардо, немного помолчав. — Прошло лет двадцать…

— О, пожалуйста, не вспоминайте о годах, — усмехается Фели. — Я чувствую себя сразу такой старой.

— О, что вы! Вы совсем не изменились! Вы выглядите сейчас гораздо моложе… Жалко, что Менанг не сможет повидать вас…

— Менанг? — Фели приподымается на сиденье.

— Да, наша одноклассница… — тут же поясняет Дуардо. — Мы…— Он засмеялся. — Недавно она родила нам шестого ребенка.

— О-о! Поздравляю! — Она пытается улыбнуться. Ей вдруг сразу становится не по себе: и от духоты, и от черепашьего хода машины.

— Вы удивитесь, когда увидите сегодня нашу школу, — снова начинает Дуардо после некоторого молчания. — Она совсем не та, что была прежде.

— Я уверена в этом, — бормочет Фели. — У меня все как-то не было времени остаться в баррио подольше, когда я приезжала сюда прежде. Всегда такая спешка…

— У меня тоже, к сожалению, не было никогда случая повидаться с вами…

Здание школы оказалось совершенно новым. Она бы его ни за что не узнала. Из окна машины Фели увидела толпу зевак и поспешила надеть темные очки. Нет, она не может больше выносить эти взгляды, видеть эти лица. Пугливые, восхищенные, исполненные благоговения — каких только нет.

Когда Дуардо открывает ей дверцу, она вдруг явственно испытывает ощущение пустоты, которое преследовало ее сегодня с самого утра. Ей сразу становится очень одиноко. К глазам подступают слезы. Нет, кажется, она больше не узнаёт своего родного баррио, и баррио больше не знает ее…

Перевод Г. Рачкова

Он поднес ко рту жестяную банку, которую перед этим долго держал в руке, и выцедил ее содержимое. Невкусный кофе без молока коснулся его губ, на миг задержался на языке и пролился в горло. Во рту остался один осадок.

Он встал. На полу, сбитом из обрезков досок, сидели женщина и мальчик.

— Твой хлеб с солью — ты его не съел, — сказала женщина с худым, бледным лицом.