Последние иллюзии покинули голову Сержа еще при бомбежке. Теперь он безо всяких сомнений допускал, что находится в сорок втором, где ему могут совершенно запросто пустить пулю в затылок по обвинению в трусости.
— Ну хоть в штрафную… — попросил он тихо.
— Нет у нас в батальоне штрафников, — отрезал комбат. — И трусов нет. А тащить каждого в полковой штаб нет возможности. Еще хороших бойцов из–за тебя положим. Вот и выходит, что возиться с тобой некому.
— Ладно, не горячись, — вдруг сказал замполит, кивнув на каску с попкорном, — может, и впрямь, контузило его. Не станет же человек в здравом уме эдакую дрянь в себя пихать.
Комбат затянулся в последний раз и затушил окурок о подошву сапога.
— Только под твою ответственность, — предложил он.
— Мякишев! — снова позвал замполит.
***
— Родина зовет! — продолжала будить бабка. — Слышь? Просыпайся! Родина…
Давным–давно пора было оторвать голову от подушки, чтобы не опоздать на лекцию. Только почему так холодно? Опять одеяло сползло… Серж с трудом приподнял голову. Затекшую щеку саднило — поперек ее пересек рубец от котелка.
— Родин! А? — звала Валюха. — Проснись! Главстаршина сказал — на пост пора.
— Не сплю я…
— Ага, это я тут сплю. Иди давай.
— Не гони, пигалица.
Он заглянул в котелок и с трудом оторвал примерзшую к остаткам каши ложку. Доесть не хватило сил — сморило. Хотя есть хотелось смертельно. Но еще сильнее хотелось спать. В несколько прошедших суток из головы Сержа выдуло и выбило всю прежнюю жизнь, словно ее никогда и не было. Ни клубешников, ни геймерских турниров, ни института — ничего. Словно все, что делал он до этого — бесчисленное множество раз проваливался в краткое и холодное бредовое беспамятство в редких промежутках между атаками, обстрелами и бомбежками.
Сон стал для Сержа чем–то вроде фобии, более драгоценным, чем жизнь. И даже более ценным, чем еда, хотя ее доставляли далеко не каждую ночь. Сперва еда ему снилась. Бабкины блинчики, тефтели с рисом, пирожки. Он ел их во сне, и никак не мог насытиться. Потом просыпался, когда главстаршина Мякишев совал ему в руки котелок с полуостывшей гречкой. Каша была чертовски вкусной. Серж ел ее, однако, совершенно механически, и тоже никак не мог наесться. То ли от холода, то ли от постоянного желания свернуться калачиком в промерзшей щели, и выключиться хоть ненадолго из этой войны. Но снова начиналась стрельба, и Мякишев командовал «огонь!», и Серж механически поднимался и механически передергивал затвор трехлинейки, и механически нажимал спуск. «Выше бери, холера!» — кричал Мякишев, и Серж механически брал выше. А потом еда перестала сниться. Да и снов–то никаких не было. Словно кто–то извне просто периодически выключал сознание клавишей «Escape», и почти сразу жал «Enter».
