— Конечно, знает. Он думает, что это его ребенок.
— Как? У вас все–таки что–то было?
— Ну, было. На гастролях, в августе. Я тогда уже была беременна. И потом, когда я к тебе на дачу опоздала, помнишь? Когда приехала на такси. Неприятности средней тяжести… Поверь, я этого не хотела. А потом, как только я ему сказала про ребенка, он дал много денег. Мишик, тебя это не должно касаться! Это мои проблемы. Ты же знаешь, что я люблю тебя.
— Я знаю, что ты — гениальная актриса. А я — дурак.
— Миша, я с тобой всегда была честна. А уж теперь, когда ты намереваешься покинуть меня…
— Я не намереваюсь. Меня увозят, как младенца. Как котенка. Как Таезу. Я не имею права быть мужчиной. А я — мужчина, но никто этого не замечает. Даже ты.
— Вот и будь мужчиной. Поверь мне и прости.
В их последнем, благословлённом крепким младенческим сном дочери, примирении была и первобытная нежность любящих тел, и смертельная тоска навеки расстающихся душ.
Утром он поехал к старичку–фотографу.
— О, молодой человек! Вы еще не уехали? — узнал его тот.
— Уеду через несколько дней.
— Решили сфотографироваться напоследок?
— Нет. У меня к вам просьба. Отдайте мне, пожалуйста, фото Таисии Фрид.
— С какой это стати я всякому сопляку буду отдавать фото своей любимой артистки? — ответствовал старичок, открывая витрину «художественная съемка» и осторожно вынимая оттуда портрет Таи. — Погодите–ка, вот еще.
Он скрылся в подсобке и вынес связку фотографий. Это были фотографии Таи, и в разных ролях, и без грима.
— Берите, негативы у меня есть, я еще отпечатаю. Интересная женщина! Будете в Иерусалиме — положите в Стену Плача записочку, что, мол, есть такой Гриша–фотограф, сын Менахем — Мендла и Песи, да будет благословенна их память.
Потом старичок усадил Мишку перед объективом, нащелкал нарядного выпускника во всех ракурсах, благо посетителей пока не было. За фотографиями велел приходить послезавтра.
Через месяц старый фотограф наткнулся на Мишкины снимки, за которыми так никто и не пришел. Подумав, встретил Таю у служебного входа после спектакля.
— Взгляните, пожалуйста, вам нужны эти карточки? — предстал он перед Таей.
Та заплакала, взяла фотографии и вынула из кошелька банкноту.
Фотограф от денег отказался и поспешно ушел, размышляя о том, из–за каких сопляков плачут порою такие женщины. Правда, из–за еврейских сопляков.
А Мишке пришлось прятать фотографии Таи во внутреннем кармане, улыбаться и рассказывать родителям, как погуляли на выпускном. К обеду явилась Катерина.
