— Мишенька, я люблю тебя. — внезапно остановилась Катерина.
Мишка, который в это время прикидывал, не застанет ли он в Таиланде Борю с его цветомузыкой, если, проводив Катерину, вернется туда, пропустил ее реплику мимо ушей.
— Прости, что?
— Я тебя люблю — неуверенно повторила Катерина.
— Кать, ты что? Мы же друзья…
— Миша, мы друзья, и я тебя люблю. Если тебе это не нравится, то считай, что ты этого не слышал.
— Катя, я слышал. Но… Ты, теперь такая… Почему я? Такое недоразумение…
— Какое же ты недоразумение? Ты — гений! Мой папа говорит, что такие режиссеры, как ты, рождаются раз в столетие, а ведь ты еще так молод и нигде не учился. Но, конечно, я не за это тебя полюбила.
— А за что?
— Непонятно, за что. Просто полюбила, и все.
— Катенька, прости меня. Любой на моем месте был бы счастлив и бросил все ради тебя. Но я занят, и ты себе даже не представляешь, насколько это серьезно.
— Рина — это твоя дочь?
— Да. — признался он с облегчением и гордостью.
— Я так и знала. А твоя актрисуля не боится, что ее посадят?
— Катя, замолчи сейчас же. И молчи, пожалуйста, до самого дома. И можешь считать, что мы больше не друзья.
— Замечательно! — в голосе Катерины звенела истеричная слеза. Можешь меня дальше не провожать. Сама как–нибудь доберусь!
И она побежала по улицам, а Мишка догнал ее, и они побежали вместе, и уже в подьезде, на лестничном пролете, она опять остановилась, поймала его в объятия и поцеловала.
— Вот теперь мы больше не друзья. — заключила Катерина и скрылась за дверью квартиры.
Раздумывая об этом вовсе не противном поцелуе, и о том, как теперь смотреть Катерине в глаза, и о том, как сказать родителям про Таю и Рину, и о том, как же все–таки исхитриться стать режиссером, Мишка брел домой.
Дома горел свет, Дедамоня и Бабарива на кухне складывали какие–то вещи в огромный новый чемодан. Увидев внука, оба смутились.
— Мишенька, а мы думали — ты у друзей ночуешь. — пробормотала Бабарива.
— Вы куда собираетесь? На новую квартиру?
— Моня, я же тебе говорила — он ничего не понимает!
— Миш, погоди–ка, я отца с матерью разбужу.
Дедамоня в конце коридора забарабанил в родительскую спальню, а Мишка, не на шутку разволновавшись, принялся допрашивать Бабариву:
— Да что же, наконец, происходит–то?
— Сейчас, мой хороший, ты, главное, не волнуйся.
— Вот, вы от него скрывали, вы ему и сообщайте! — провозгласил Дедамоня, делая сонным родителям приглашающий жест.
— Да ладно тебе, пап. — примирительно буркнул Лев Моисеевич, — зато ведь экзамены сдал на отлично.
