* * *
«Беранже один из самых великих умов, какими должна гордиться Франция», — писала после смерти поэта Жорж Санд. «Гениальным» и «величайшим современным поэтом» называл его Стендаль. Его почитателями были Гюго и Бальзак, Дюма и Мериме, поэты Ламартин и Сент-Бёв, писатель Шатобриан, историк Мишле. Анатоль Франс считал его «лучшим писателем XIX века». Его высоко ценили венгр Петефи и англичанин Теккерей. Гете говорил, что песни Беранже «полны такой грации, такого остроумия и тончайшей иронии, они так художественно совершенны и написаны таким мастерским языком, что возбуждают восхищение не только во Франции, но и во всей образованной Европе». Гейне определил его «прославленным старшиной демократических поэтов». Белинский называл «царем французской поэзии, самым торжественным и свободным ее проявлением», «великим поэтом не одной Франции и национальнейшим поэтом самой Франции». Давая определение народности в искусстве, Белинский писал: «Народный поэт — тот, которого весь народ знает, как знает Франция своего Беранже».[1] Как бы в подтверждение этой мысли, недоброжелательный французский критик нехотя признавался, что «около 1830 года ни один романтик, даже Гюго, не мог соперничать со славою Беранже», а в январе 1833 года французская республиканская газета «Трибюн» писала: «Во Франции насчитывается больше людей, знающих его песни, чем людей, умеющих читать, и любой мальчишка из церковного хора споет эти песни лучше, чем ритуальные псалмы».
Чем объяснить такую исключительную популярность?
Беранже был первый французский поэт XIX века, выступивший от имени широких демократических масс, от имени тех простых людей, которые еще вчера, в старорежимной Франции, составляли безликое большинство бесправного «третьего сословия», а ныне, свершив гигантское дело революции, приобщились к историческому бытию своей страны и почувствовали себя ее гражданами. «Народ — моя муза», — признавался Беранже в «Моей биографии», а в одной из песен он заявил: «Мой вкус и я — мы из народных масс».
И действительно, Пьер-Жан Беранже (1780–1857) был истинным собратом своих будущих героев. Духовный сын Великой французской революции, ребенком видевший с крыши своего дома штурм Бастилии 14 июля 1789 года, он сам вышел из «третьего сословия», — его мать была модистка и происходила из семьи потомственных парижских ремесленников, портных и швей; отец, служивший писцом у нотариуса, был сыном провинциального кабатчика. Пьер-Жан с самых юных лет стал пламенным республиканцем и патриотом, полным гордости за свою революционную родину, которая была в глазах поэта великой страной свободы, сеющей семена освобождения по всей Европе. Любовь к родине — писал позднее Беранже — «была величайшей, я бы даже сказал — единственной страстью всей моей жизни».
