Девичий родник | страница 5
На следующий день я не пошел в храм и все плакал, бродя вокруг дакхмы.
Вечером отец, подозвав меня, привлек к себе и заговорил тихим голосом:
«Сын мой, смерть подвластна Ариману. Проявляя слабость перед ее лицом, мы тем самым радуем дивов. Будь же тверд и стоек. Чтоб разгневать дивов, старайся выглядеть неомраченным.
В течение трех дней, оставаясь беззащитной, душа твоей матери обречена на блуждание и лишь после трех дней, представ перед судилищем, она перейдет под покровительство Солнца. Пользуясь ее беззащитностью, дивы в продолжение этих трех дней будут всячески стараться похитить душу бедняжки и вот, чтобы отогнать их, ты должен развести огонь на месте ритуального омовения и дивы не посмеют приблизиться к ней, ибо они страшатся света. И это–то, сын мой, будет полезней и лучше, чем проливать слезы».
Вместе с сестрой моей, Жиндукт, мы отправились к месту омовения и развели огонь. До утра мы поддерживали пламя, не давая ему угаснуть.
Жиндукт нездоровилось. Видно было, что помимо смерти матери ее точит и иное горе. Устремив взор на пламя костра, она была погружена в горестное раздумье.
Временами ноздри ее тонкого носа трепетали, слезы застилали глаза.
Мы сидели рядом на камне у костра. Глядя на сестру, я забыл о собственном горе. Казалось, я очнулся от тяжелого сна.
Горе Жиндукт возбуждало во мне острое участие и любопытство.
— Жиндукт, — проговорил я тихим голосом, — я чувствую, что помимо общего горя у тебя иная печаль. Во имя Заратустры, откройся!
Жиндукт приподняла голову и, изумленно взглянув на меня, вновь опустила.
На этот раз она разрыдалась. Поднявшись с места, я отер ее слезы. Припав головой к моему плечу, она наконец затихла.
Тогда, выждав немного, я обратился вновь:
— Жиндукт! — молил я, — хоть я и младше, все ж я твой брат, не мне, так кому же узнать о твоей печали?
Глубоко вздохнув, Жиндукт проглотила рыдания.
— О, горе мое безмерно и быть может непоправимо! — сказала она глухо.
— Существует ли неизлечимая боль?
— Как видишь, существует! — И, умолкнув, она взглянула на меня.
В ее глазах я прочел причину ее печали.
— Наш отец женится? — быстро спросил я. Жиндукт в ответ зарыдала. Я задумался. По закону Заратустры, женитьба на сестре и дочери почиталась святым и богоугодным деянием. Согласно закону, Жиндукт должна была стать женой отца. Я долго думал. Сначала законы Заратустры, окружив плотной стеной, наступали на меня. Я не мог найти выхода. Но поняв, что я всего лишь четырнадцатилетний мальчик, почувствовал свое бессилие и закипел горестью и гневом.