На какое-то мгновение и мать застыла на месте. Ее дряблый подбородок затрясся, и она тихонько заплакала.
А он все прислушивался к стуку в дверь, настойчивому, непрерывному стуку и возбужденным голосам. Потом повернулся к матери и брату, с досадой покачал массивной головой.
— Чего им надо? — спросил он. — Я хотел прийти один. Я не думал, что меня заметят. И никак не думал, что меня помнят.
— Они тут целый день дожидаются, — шепнула мать.
— Кто?
— Газетчики и народ всякий.
— Со всех сторон набежали, — прибавил Дэнис раздраженно.
В дверь колотили все настойчивее, кричали все громче, и Кип тихо, растерянно проговорил:
— Ну чего они от меня хотят? Десять лет — это долгий срок. Десять лет меня тут не было, они же меня не знают. За десять лет тут на улице вряд ли кто из знакомых остался. Чего они там толкутся?
— Ах, сынок, они хотят тебе помочь. Уж так хотят…
— Тебя помнят, — сказал Дэнис.
— Помнят?
— О тебе не забыли.
— Но ведь теперь я — никто.
Прислушиваясь к шуму, он в страхе отступил от дверей, огромной рукой обнял мать, прижал ее голову к своему плечу и дал ей выплакаться. Он по-детски радовался, что мать плачет вот так, у него на груди.
— Мам, — сказал он, — десять лет… Десять лет — это долговато, а видишь, они позади. Видишь, как все получилось, и вот мы вместе.
Он прижимал ее голову к себе, голос его полнился нежностью, невыразимой благодарностью: эти первые минуты встречи сына с матерью были прекрасным началом его новой жизни. Но, почувствовав, как она дрожит всем телом, он заглянул ей в лицо и спросил удивленно:
— Ты меня боишься, мама?
— Нет, сын. Просто разволновалась немножко.
— А ты, Дэнис, меня боишься? — Он повернулся к брату, который не отрывал от него взгляда.
— Я тебя никогда не боялся.
— Ну… Я хотел сказать… вы оба… мне верите? Там мне все верили. А вы, вы ведь тоже верите, правда? — Он метался от матери к брату, он убеждал их: — Думаете, почему сенатору Маклейну захотелось помочь мне? Да он со мной часами просиживал. Дэнис, мама, я понимаю, что у вас на душе. Мне там довелось и книжки почитать, и подумать кое о чем. Знаете, почему вы от меня шарахаетесь? Потому что я вернулся, и все для вас теперь непривычно, странно. — Он засмеялся, но тут же пристально, настороженно посмотрел на мать. — Вообще-то вы правы. Вы же меня не знаете. И это хорошо. Мы познакомимся заново.
Мать, прикрыв лицо подолом передника, заплакала и сказала:
— Не иначе это милость господня. Потому стыд меня и берет, ведь он смилостивился, когда я уже перестала о тебе молиться, свыклась с тобой, с таким, каким ты был.
