— Быть может, напрасно я приехал сегодня, — сказал отец Батлер. Лицо у него было печальное — первое печальное лицо, которое Кип увидел за весь вечер.
— Что это вы такой грустный? — спросил Кип.
— Пожалуй, я всегда такой, когда приезжаю в город.
Но Кипу не верилось. Не верилось, что кто-то может быть несчастлив этой ночью. Он был так радостно возбужден, что даже отец Батлер, глядя на него, развеселился. Они под руку поднялись в комнату Кипа. Кип заказал по телефону для отца Батлера вина, спросил, где тот остановился, и стал уговаривать остаться переночевать — сам Кип ляжет на кушетке. Им о многом надо поговорить. Хотелось расспросить отца Батлера о тюрьме, об арестантах, с которыми там подружился. А больше всего хотелось узнать, что отец Батлер думает о его работе в гостинице и о встрече, которую ему тут устроили.
— Мне и во сне такое не снилось, — сказал Кип. — Вы все видели, все слышали?
— Они считают тебя своим чудом, — усмехнулся священник.
— Так вы были в зале?
Отец Батлер снял пальто, расстегнул воротничок.
— Застал самый конец, — сказал он и, оглядевшись, спросил: — Нет ли у тебя домашних туфель?
— Вот, наденьте мои, — ответил Кип, доставая шлепанцы. Он постоял молча, перебирая в памяти только что пережитое, потом сказал: — Поначалу я здорово струхнул.
— Сенатор тоже здесь, да?
— Он прямо как добрый король. И не только ко мне. Говорят, он жертвует благотворительным учреждениям сотни тысяч долларов.
— Такая щедрость обычно верный признак властолюбия, — сухо сказал священник, надевая шлепанцы и не глядя на Кипа. — Ну конечно, человек он хороший. Мне как-то странно было видеть его сегодня таким веселым. Прошлый раз, когда мы встретились, он был так встревожен. — Отец Батлер со вздохом облегчения вытянул ноги в шлепанцах. — Теперь мне легче, куда легче. — И он улыбнулся. — В зале я видел Дженкинса. Странная у него физиономия, все черты лица будто стертые, что это с ним?
Кип тоже улыбнулся, кивнул, вспоминая трогательную речь Дженкинса. Его потянуло прилечь отдохнуть, чувствуя рядом присутствие близкого друга. Лежать тихо и каждой клеточкой тела во всем ощущать обновление.
— Тебе хорошо сейчас, правда? — спросил отец Батлер.
— Да я просто счастлив.
— Никогда не видел тебя таким счастливым, — сказал священник.
— Но почему же вы такой невеселый?
— Да я вот все думаю…
— Знаю, о чем вы думаете.
Отец Батлер помедлил в нерешительности, потом проговорил с тревогой:
— Хочу понять, что все это значит… к чему ты стремишься, куда идешь?
