Вот и вся любовь | страница 78
Твоя Елена Николаевна. (Письмо пусть мама тебе вслух читает, а то мои каракули, написанные на улице, ты не разберешь.)
66
В свое последнее школьное лето Маша мечтала о конном походе. Она ждала звонков из Перми. Ромка не звонил, поход откладывался. Я вдруг поняла, что повторяется то мое лето, когда Леня уехал в «Орленок». Так и произошло. Ромка собрался в Израиль на п. м.ж. и темнил, дожидаясь результатов психотеста — Маша отправилась путешествовать без него. Зою с Лелей взяла свекровь, а Леня, вдруг получивший шанс поехать куда захочется, Леня осуществил пионерскую мечту — купил классный фотоаппарат и улетел на Кубу.
Как давно я не видела его таким счастливым! Он вернулся со стихами и фотографиями, с кубинской музыкой и танцевал, загорелый и толстый, в одних трусах, вращая бедрами. От радости мы смеялись. А на следующий день он ушел на работу, и началось: интриги, бойкоты, дефолт и холодная осень.
Ромка уладил свои дела. Самолет улетал из Екатеринбурга, мы дважды расставались и вновь встречались: аэропорт завалило снегом, Ромке пришлось покидать родину два дня подряд. Он не взял книги для Е. Н., я постаралась понять и не приставать: в восемнадцать лет первый раз за границу… Он не брал и письмо, но тут я была непреклонна.
Дорогие ребятишки!
Получила письмо с фотографиями. Мерси — не забываете, хотя по всем параметрам времена такие, что не до писем «тебе, учительница первая моя».
Фотографии — чудо! Лучше всех Ленечка — на мосту, на юру, на всех ветрах — стоит он себе незыблемо, а девочки так нежно прильнули к нему, так обняли его довольно внушительную талию, что все вместе — прекрасная скульптурная группа по имени «Счастье».
А еще лучше всех Иринка со своей младшенькой, которая — подумать только! — «пошла в подготовительный класс гимназии»! От одного этого веет тонкой романтикой старых стабильных, когда дитя (ведь не было яселек–садиков) впервые отправлялось в самостоятельное плавание, когда была форма, когда были высокие светлые классы — с окнами от потолка до пола, когда были учителя, а не учительницы, и это было так страшно, и на мундирах у них было столько блестящих пуговиц, и пенсне грозно поблескивало, и мамы — юные, прелестные мамы так волновались, такими любящими, ревнивыми, круглыми глазами глядели на свое ненаглядное, самое умное, самое подготовленное дитя… Ну, а если без «фанеры», так Ирина здесь, может быть, милее всех этих мам: немножко грустная (пришлось расстаться с молодежной рыжей