Она всплыла в памяти между второй и третьей женой, и в нос ударил запах прелого сена. После разводов он становился беднее ровно наполовину, а любовницы обходились дороже жен, и, вспоминая ее заливистый смех и ситцевое платье, которое, задираясь на ветру, обнажало крепкие загорелые ноги, он поклялся утром же отправиться в родной городишко.
— Красивые — все сучки, — выкуривал он пятую сигарету за ночь, ворочаясь в постели. — А эта будет по пятам ходить, в глаза заглядывать…
Высыпав на ладонь горсть таблеток, он проглотил, не запивая, и провалился в тягучий, густой сон, в котором его жены были мужчинами, а он — женщиной. А утром, когда будильник, завизжав, разорвал сон на куски, Иван уже и не помнил, куда собирался ехать.
На стенах все так же лупилась краска, а в горшках чахли фиалки, словно время здесь остановилось. Доска была в меловых разводах, и она, взяв тряпку, кинулась ее протирать.
— Лёша Рыжий женился на девчонке из соседнего класса, у нее уже на выпускном животик из–под платья топорщился. Жили плохо, ругались, ребенок без присмотра бегал по улице, чумазый, голодный. Он стал пить, жену поколачивать, и ее отец в долгу не оставался. Лёшка даже в больницу раз загремел, а вышел — ей лицо раскроил, не узнать было.
Иван вспомнил своих жен, и на губах повисла кривая ухмылка.
— А закончилось все в одну ночь. Раздобыли с дружком технический спирт, раздавили на двоих — Лёшка сразу умер, дружок по дороге в больницу… А жена его уж как голосила над гробом, как убивалась, и когда закапывать стали, в обморок грохнулась.
— Вот и пойми вас, баб, — усмехнулся Иван, и она вздрогнула, уколовшись грубым словечком.
Он достал пачку сигарет, помяв фильтр, прикурил.
— Тут нельзя, — пробормотала она.
Он поднял глаза, а она, густо покраснев, отвернулась к окну и, распахнув пыльные рамы, впустила в класс свежий воздух.
— Злой, Малой и Костик вместе погибли, — кивнула она на последние парты, и Иван вспомнил трех неразлучных друзей, которых боялись даже
учителя.
— На Лёшкиных поминках пили всю ночь, а под утро в магазин поехали, за добавкой. Только через день машину нашли, в овраге…
Прикурив сигарету от другой, он подошел к окну, щелчком выбросив окурок во двор.
— Учительница первая моя, — пробормотал он, перекатывая сигарету языком, и она, смешивая запах сена с терпким мужским парфюмом, порывисто прижалась к его груди. Он заметил, как под хной в ее волосах уже пробивается седина, и думал, что любая из ее учениц теперь больше похожа на нее, чем она сама.
