Золотой медальон | страница 53
Гроза закончилась внезапно. Весенний ветер разгонял тучи. Солнце выглянуло сразу и на весь остаток дня. Мы поспешили домой, крепко держась за руки.
Пришли к сараю за своими сумками. Мы оба не желали расстаться даже на мгновение. Эля пошла домой к себе первая, переждав минут десять, и я пошел домой. К своему удивлению застал дома вместо мамы Элю и Лиду. Они были расстроены. Лида спросила:
— Гоша, где ты был? Маме стало плохо, ее увезли в больницу. Прием там, как всегда, с пяти до шести вечера.
— Я только продукты куплю.
— Гоша, можно мы с тобой в больницу к тете Лене вместе пойдем? — спросила Эля, буд–то мы и не провели весь день вместе.
— Хорошо, вы сегодня, а мне лучше завтра с утра прийти к ней, — закивала головой Лида. И Эле, — Сегодня не жди меня. И не забудь двери на ночь закрыть. А ты, Гоша, проверяй за ней.
Эля побежала в магазин за мясом и луком, я начистил картошку. Приготовив жаркое, прямо горячее понесли матери в больницу. Рядом с ее кроватью мы застали Аристарха. Он держал ее за руку. Увидев меня, смутился, отпустил руку матери и сказал:
— Григорий, мама чувствует себя уже лучше. — И пересел к окну.
Эля села кормить маму, но у той не было аппетита. Эля притворно ругалась:
— Что такое, тетя Лена? Хотите болеть, не хотите домой? Ну–ка, кушайте быстрей! Аристарх Андреевич, ну скажите тете Лене, может, хоть Вас послушает.
Мать улыбнулась и стала старательно глотать, можно сказать, давиться едой. Эля напоила ее еще теплым молоком. Потом накрыла одеялом и сказала:
— Мы каждый вечер будем приходить к вам. Только скажите, что принести.
— Ничего не надо, сами себя приносите, — грустно, улыбаясь, ответила мать.
А Аристарх сказал ей:
— Мне нужно что–то сказать Вам, Элен. — И нам. — Ребята, вы идите, я здесь еще побуду.
По правде сказать, мне не терпелось остаться с моей девочкой наедине. Вспомнив, что оставил на кровати матери свою кепку, поспешил назад за ней, оставив Элю в больничном дворе. Когда открыл двери палаты, предо мной возникла такая картина: Аристарх стоял на одном колене перед кроватью матери и просил ее руки и сердца. Глубоким грудным голосом он просил:
— Элен, станьте моей женой. Я не мыслю жизни без вас!
— Да когда же я Вам буду женой, если жизни уже не осталось, — грустно отвечала мать.
Осторожно закрыв дверь палаты с другой стороны, я побежал догонять Элю.
Если уж весной трава прорастет через асфальт, могли ли мы на заре юности думать о ком–то другом, как не о нас самих, о наших чувствах.