Втроем они прошлись вверх по течению реки к озеру Теней, где Ютер Мэддок соорудил пристань с навесом для трех парусных глиссеров. Эльво Глиссам оставался самим собой; настроение Джорджола менялось каждую минуту. То он нес беззаботную чепуху, обаятельностью не уступая Глиссаму, то начинал меланхолично вздыхать, обозревая пейзажи, знакомые с детства, то набрасывался на Глиссама, с яростной настойчивостью отстаивая то или иное несущественное утверждение. Шайна с удивлением наблюдала, не совсем понимая, какие страсти боролись под его высоким узким лбом. Ей не хотелось оставаться наедине с Джорджолом — без сомнения, он проявил бы несдержанную пылкость.
Джорджола возмущало присутствие Эльво Глиссама, он с трудом скрывал свои чувства. Пару раз Шайне показалось, что он уже собирался попросить Глиссама удалиться; в обоих случаях ей удалось быстро вмешаться и предотвратить скандал.
В конце концов Джорджол смирился с обстоятельствами, но тут же принялся демонстрировать новую гамму меняющихся настроений: вспоминая то одно, то другое приключение юности, он преподносил события в издевательских тонах, после чего начинал жаловаться на судьбу или запутывался в сентиментально-ностальгических рассуждениях. Поставленная в неудобное положение, Шайна нервничала — Джорджол явно валял дурака. Ей хотелось поддразнить его, чуточку сбить с него спесь, но она боялась уязвить его и тем самым вызвать новый приступ страстных трагических излияний. Она решила придержать язык. Эльво Глиссам надел на себя маску спокойной благожелательности и отделывался высказываниями настолько безличными и банальными, что заслужил со стороны Джорджола несколько взглядов, исполненных глубокого презрения.
Тем временем Шайна старалась придумать тактичный способ объявить о том, что обед будут подавать не в парадной столовой. Вопрос решился сам собой: когда они обогнули угол усадьбы, возвращаясь ко входу, у всех на виду оказался накрытый стол с закусками, установленный на лужайке с восточной стороны дома. Там уже стоял Кельсе, беседовавший не только с Кургечем, но и с Хулио Танчем, заведовавшим скотоводческим хозяйством Рассветного поместья. И Хулио, и Кургеч надели по такому случаю повседневную одежду пришлых — свободные брюки из саржи, сапоги и белые рубахи навыпуск. Ни тот, ни другой не прибегали к синьке, чтобы изменить естественный цвет кожи.
Увидев троих на лужайке, Джорджол сразу остановился, после чего медленно, напряженно подошел ближе. Кельсе поднял руку, вежливо приветствуя его: «Джорджол! Ты, конечно, помнишь Кургеча и Хулио».
