Я сломя голову понёсся на автовокзал. Решил, что коль скоро Георгиу — Деж — большой железнодорожный узел, то и на автобусе уеду. Мне ведь всё равно, лишь бы ехать, мчаться, нестись, лететь туда, на юг, где Иринка и наш маленький сын… Но оказалось, что с этой автобусной станции автобусы далеко не ходят. Не попасть мне отсюда на Украину. Эта новость неприятно поразила меня. Я подсчитал, и вышло, что трястись мне ещё сутки, пересаживаться с поезда на поезд, болтаться по вокзалам, не спать, питаться высохшими бутербродами, стеречь сумку с термосом…
И тут я увидел человека в форме железнодорожника. Эх, будь что будет! А вдруг поможет? Я бросился к нему с отчаянием гибнущего в Каракумах.
— Долго объяснять, но мне нужно срочно попасть домой, — сказал я, задыхаясь от волнения.
— Похвально, — ответил он, решив, наверно, что я пьян.
— Да нет же! Всё не так. Жена родила… а до Мариуполя долго не будет поездов…
Он меня понял. Посоветовал обратиться в диспетчерскую грузовых составов. Там знают, что делать. Я побрёл по шпалам. Идти нужно было километра два. Наконец, дошёл до диспетчерской. Невзрачный такой домик, а там — карты и схемы на стенах комнаты, на столе — селектор и электрический самовар, а у самовара — пять женщин–железнодорожниц, изготовившихся наскоро поужинать, пока выдалась свободная минутка. Это были говорливые толстушки в оранжевых жилетах поверх потёртых телогреек. Лица обветренные, синевато–бордовые, губы сухие, потрескавшиеся. Я: лохматый очкарик с хозяйственной сумкой, в бежевом коротком плаще без пояса. Наверно, я показался женщинам довольно типичным субъектом: бродяжкой без денег, студентом–халявщиком, не обременённым старорежимными комплексами. Они направили меня искать на путях локомотив номер двести пятнадцать, который вот–вот пойдёт в Харьковскую область.
— Договаривайся с машинистом сам.
Составов было много. Я даже удивился, что их столько. Попробуйте найти в чужом городе дом, не зная улицы. Я спрашивал у каждого встречного. Наконец, какой–то работяга показал мне товарняк.
— Зачем тебе двести пятнадцатый? Этот тоже пойдёт в Купянск.
Договорились быстро. Меня впустили в заднюю кабину локомотива. Вскоре поезд тронулся и пошёл без остановок.
Ехать было очень неудобно: жарко, тесно, шумно. Я никак не мог вытянуть ноги. Кресло оказалось шатким и покатым. Вскоре у меня онемели ягодичные мышцы. От утомления и духоты клонило ко сну. Сколько будем ехать, где остановимся — ничего этого я не знал. Стены в кабине были исписаны однообразными, зловещими в своей сути предупреждениями:
