Но чего‑то явно не хватало во всей этой классике российской военно-телевизионной науки. Улицы были пустынны. Не хватало главного — народного гнева, осуждения и презрения.
Редкие прохожие останавливались на обочине, между лужами и кучками бытового мусора, который больше никто не убирал, понуро смотрели на печальную процессию. В грустных взглядах большинства из них, скорее, было больше тревоги и сочувствия, чем того, на что рассчитывали организаторы. Под ногами прохожих путалось несколько таких же понурых бродячих собак.
— Все. Стоп, стоп! Ждем наших. Картинки нет пока, — деловито и негромко бросил старшему по параду военному молодой человек в синей каске с надписью «Пресса» и в такого же цвета новеньком бронежилете с надписью Like News.
Процессия остановилась. Сепары встали вокруг группками, курили, смеялись и разговаривали между собой, как будто пленных больше не надо было охранять.
И действительно, почти все из них были ранены, многие едва держались на ногах. Им нужна была срочная медицинская помощь, постель и уход, а не исполнение роли фашистов в очередном телевизионном проекте.
У Медведя вся голова была в сгустках крови, правый глаз совсем затек, так что его не было видно, вокруг левого расползался черный синяк. Вся правая щека залилась пунцовым ожогом. Форма на нем была рваная и грязная с сорванными знаками различия. Правая нога, перебитая куском арматуры повыше колена во время избиения накануне в ангаре, нестерпимо болела, и он волочил ее, придерживая сверху рукой.
И даже в таком состоянии Медведь выделялся из толпы пленных своей природной мощью и статью. Да и по возрасту видно было, что не рядовой, а командир.
В этот момент колонну догнали два автобуса, из которых стали поспешно выходить мужчины и женщины средне-пожилого возраста. Одни разворачивали плакаты «Фашизм не пройдет!», «Долой киевскую хунту!». Другие сразу стали искать вокруг подручные средства — камни и палки, с чем на улицах Красного Камня проблем больше не было.
Один молодой человек в синем бронежилете без каски, тоже приехавший в автобусе, пытался как‑то выстроить «негодующих» вдоль колонны, пока марш не возобновился.
— Товарищи, товарищи, проходим дальше, — руководил он прибывшей толпой, помогая себе руками. — Всем места хватит, не толпимся в конце, не толпимся.
— Все, начали! — режиссер или корреспондент громко крикнул кому‑то, и процессия двинулась в путь. Двум операторам теперь было что снимать — натуральная картинка народного гнева и ненависти к поверженному врагу. — Работаем, работаем, только без мата, пожалуйста. Помните, вы в эфире. Ведем себя, по крайней мере, прилично.
