От неё слегка пахло рыбой. От него — полынью. Он поцеловал ей живот как раз над растянувшемся пупком и губами ощутил движение. Из–под оболочки навстречу поцелую рванулось нечто. Это было движение его плода. Их совместного плода.
И он сказал: «Счастье моё — в тебе!»
А она ответила: «Я знаю!»
В утробе снова возникло шевеление. И ему показалось, что это не её нутро, а недра самой Земли сотряслись, что это просыпается вулкан, который вот–вот разразится лавой.
Он любил её черное лоно. Аромат этой женщины пьянил его, как наркомана марихуана. Он любил её так сильно, что никакие упрёки родных и насмешки знакомых не могли разрушить эту зависимость.
— Ты на меня посмотрел развратно.
— Прости. Это нечаянно.
— Не извиняйся! Сейчас я как раз и нуждаюсь в таком взгляде.
Гений не ведает, что творит. Великий же создаёт расчётливо и целенаправленно.
Поэзия гения — узор, подобный тому, что мгновенно возникает из стальных опилок в магнитном поле. Посредственность тоже может создать из того же материала то же самое. Только делать будет мучительно и долго.
Параскева — Сачиника:
— Всем ты мне хороша: и телом, и разумностью. И не капризная, безотказная. Насладиться тобой не могу. Это с одной стороны…
— А с другой — разве я тебе не нравлюсь?
— И с другой — очень хорошо. Со всех сторон закачаешься с тобой.
— Так в чём же всё–таки дело?
— Слишком ты практичная. Бухгалтерша ты, а не подруга жизни. Не к лицу тебе всё раскладывать по полкам, как в магазине. Ну что ты всё считаешь? И часто в самый неподходящий момент ставишь вопросы ребром.
— А как же мне их ставить, если я и есть твоё ребро?
— Вот и пошутить ты горазда. Только я не люблю некоторые твои шуточки. В печёнках, например, сидит у меня это ребро.
— Тебе не нравится, что твоя жена способна быть и независимой, и самостоятельной. Хотелось бы мне услышать, как бы ты запел, пентюх сладострастный, если бы не слазила с кровати, пока ты мне туда кофея не принесёшь.
— Вот–вот, я как раз об этом, то есть об остроумии. Иной раз так сказанёшь, что и не знаю, о чём это.
— Да. Зашился бы ты с этой бухгалтерией, ты ведь даже не знаешь, как гвоздь в стену вбить и на какой грядке растут лимоны. А уж почём всё это — для тебя тайна за семью печатями.
— Меня убивает, когда ты говоришь со мной с таким превосходством. Зато компенсируешь ты этот изъян в наших отношениях подавляющим превосходством, которое демонстрируешь, скажем, Якову — Льву.
— Он подо мной ходит, то есть живёт и дышит.
