Гостиная в шикарном доме. Томная Мария среди хрустально–атласной роскоши. Любуется своим отражением в зеркале, примеряя меховую накидку. Кругом цветы — букеты, корзины. У рояля Вениамин — тип молодого Вертинского — бледный манерный юноша в богемном прикиде.
Входит горничная с корзиной цветов: — Извините, просили передать срочно.
Мари(достает карточку из цветов): — Несносный Зарделов! Засыпал подарками. Дозволительно ли посторонней, в сущности, даме дарить меха? Да, мне идут соболя. Да, я часто зябну. Ну и что с того? (томно опускается на козетку, прикрыв ноги подаренным палантином)
Вениамин: — Кошмарный пошляк! Гоняет по городу на длиннющем авто желтого цвета с клаксоном вроде Иерихонской трубы. На мизинце перстень с бриллиантом — карата на три, а на шее — золотая колодезная цепь. (вздыхает) Дарить актрисе соболя! Жуткая безвкусица. Эти новые экономические социалисты — в подметки не годятся бывшим. Помню своего папа — бутоньерка из фиалок к корсажу, коробочка парижских бонбошек — большего дамам дарить не имел наглости. А потому — воспитание не позволяло обременять приличную женщину купеческими подношениями.
Мария: — Полно, мой паж. Какие пустяки! Искусство выше этой суетной, бренной чепухи. Мы артисты — подлинная элита, властители духа. Нам ли считать гроши? Сейчас же спойте мне! Спойте что–нибудь этакое… изысканное. Ах, вы сами знаете!
ДУЭТ на стихи Наталии Литвак, посвященные Вере Холодной в 1924 г) (музыки нет, очевидно, надо нечто в стиле Вертинского)
В.: — Моя изящная, больная Коломбина,
С улыбкой грустною больших, печальных глаз,
