- Нет, - она покачала головой. – она моя, но Джорджи двоюродная сестра, вот почему она может здесь жить. - Маркус почувствовал, что это не все, но прикусил язык, дожидаясь, чтобы она рассказала все сама.
– Дом не хранит никаких ценных воспоминаний для меня, как только я смогла, я ушла отсюда. С тех пор как они умерли, я плачу кому-нибудь, чтобы они следили за домом, я не переступала порог этого дома восемь лет.
- Тогда мы пойдем куда-нибудь еще, - он убрал прядь волос, прилипшей к щеке ей за ухо. – В любое место, в какое ты захочешь.
- Мы можем ... - Она облизала губы, и он проглотил стон, который угрожал вырваться из его груди. Ее рот был так чертовски привлекателен.
- Пенелопа?
- Они ненавидели меня. Если бы мои родители поддерживали меня, городские не относились бы ко мне плохо. Но они не поддерживали…
Маркус проглотил рычание, которое угрожало сорваться с его губ
- Ты идеальна. Идеальна. – Он притянул ее к себе, нежно целуя. - Мы найдем что-нибудь еще. Мы пойдем в отель. Здесь ведь должен быть хоть один, да? - Она открыла рот, чтобы заговорить, и он покачал головой. - Нет, ты не будешь чувствовать себя не комфортно или находится в окружении плохих воспоминаний.
Она прикусила свою нижнюю губу, дразня его этим.
- Нет, мы останемся здесь. Ведь мы можем прогнать плохие воспоминания, не так ли?
- Солнышко, у нас будут только хорошие воспоминания. Мы сделаем этот дом нашим.
Благодаря ее ослепительной улыбке, Маркус был более чем счастлив, сделать это.
Быстро, он вскочил на ноги, подхватывая Пенелопу на руки, входя в переднюю дверь. Он прижал ее к груди, и широко улыбнулся ее визгу, когда он помчался вверх по лестнице. Она была права, дом был чистым и опрятным, не пылинки не коснулось его носа, когда он шагал по коридору.
- Какая была твоей?
- Последняя дверь слева. - Она указала на дверь, что была приоткрыта.
Когда они вошли, он зашагал прямо к кровати и положил ее на мягкую поверхность, накрывая ее своим телом.
- Здесь ты мечтала о встрече со своей парой? – Она кивнула, и он продолжил:
- Тогда это идеальное место, чтобы сделать тебя своей.
И это было прекрасно. Ее идеальная бледная кожа предстала его взору, заставляя его задохнутся от восторга. Она была его. Каждый сочный, пышный дюйм принадлежал ему.
Он очертил гладкую кожу ладонью, запоминая каждый изгиб ее тела. Когда он стал гладить ее, она задрожала, а когда он обхватил грудь, она всхлипнула. Белые пухлые насыпи с твердыми, яркими сосками, умоляющими взять их в рот.
