– Хочу тебя. – Дана прыгнула на меня сверху, практически голая и неудержимо прекрасная.
Потом она вновь поцеловала меня, волной чёрных волос закрыв мне глаза. Её пальцы начали расчёсывать мне ресницы, а губы не прерывали поцелуя. Это последнее, что я помню…
Дальше провал в сон. Глубокий, безвозвратный и недобудимый ничем на свете, даже колоколами Страшного суда! Мне ничего не снилось, я ничего не видел и ничего не чувствовал. Если бы мне надо было вырезать аппендицит или выдернуть сложный зуб-восьмёрку, так вот, состояние для этого самое то! Я не проснулся бы, даже если б на мне выпрямляли гвозди, испытывали новый электрошокер, делали трёхлитровую клизму и вообще…
Пробуждение было не сахарным. Я лежал раздетым до нижнего белья под одеялом, за окном, судя по солнышку, давно рассвело, моя одежда аккуратно сложена на стуле, а на зеркале в спальне красной помадой нарисовано сердечко.
Я попытался вспомнить всё, что было, и, застонав, зарылся лицом в подушку…
– Папуль, ты встал?
Я что-то промычал в ответ.
– А к тебе Дана приходила. Помнишь?
Помню. Так стыдно перед собственной дочерью мне не было ещё никогда…
– Она со мной чай попила, сказала тебя не будить, ты очень устал. А с чего ты так устал, па?
Я молча грыз подушку. Отвечать, оправдываться, извиняться, крыть было нечем.
– Да ладно, я понимаю, нервы, да? И я ещё добавила этой глупой дракой, уф…
Хельга вошла в комнату и присела на краешек кровати. Спина напряжённая, глаза в пол, руки лежат на коленках, как у маленькой преступницы в детсаду. Сейчас будет извиняться. Она! Передо мной! Чувство вины вновь вцепилось жёлтыми клыками мне в горло…
– Мы гуляли. Ничего такого, просто гуляли. Центурион просто прелесть! Столько неприличных анекдотов знает… ой. Но я не это хотела сказать, я про тех парней в доспехах. Они же не правы! Вообще ведут себя так, словно у них депутатская неприкосновенность! Я не начинала даже, а он меня за ногу попытался сдёрнуть… Папуль?
– Да. – Я рискнул выплюнуть подушку.
– Ты не сердишься?
– Нет, что ты. – Я сел и обнял её.
– Тебя там… никуда из-за меня не вызовут, к начальству какому-нибудь?
– Я сам себе начальник, лорд и господин замка Кость со всеми вытекающими привилегиями. Любой, кто повысит голос на мою дочь на моей земле, будет повешен на ближайшем суку!
– Кла-а-асс, – счастливо выдохнула Хельга, нежно прислоняясь к моему плечу. – Па, я чайник поставила. Ты яичницу будешь?
Я кивнул.
Моя малышка вприпрыжку бросилась на кухню и уже оттуда прокричала:
