— Ну и как, — сказал я, — дежурство на телефоне плюс секс?
— Слава Богу, нет — хотя и в этом случае, наверно, пошла бы. Есть-то надо. Моему патрону под семьдесят, — подагра, язва, короче, ему не до этого.
— Так вы с Вадькой, выходит, знакомы? — сказал я, — мы-то с ним одноклассники, а ты…
— У нас отцы служили вместе, правда, мой ушёл из системы, когда Вадькин ещё продолжал служить. А мой обиделся на нового министра, который начал увольнять старых работников и продвигать своих. И ушёл. Чем-то занялся, даже не знаю толком, чем, но деньги зарабатывал солидные.
— А как погиб? — спросил я и спохватился: извини.
— Да чего там… — сказала Даша, — убили какие-то подонки, по всему, мелкая шпана. Дали булыжником по голове, забрали деньги и часы, даже машину не тронули, так его и нашли — рядом с машиной.
«Господи, — мелькнуло у меня в голове, — только этого не хватало».
— Ладно, — сказал я, — давай помянем твоего отца. «Царство Небесное рабу…» — Алексею, — сказала Даша, и у меня отлегло от сердца. И мы, не чокаясь, выпили.
— Ага! — сказал Вадька. — Эти уже пьют сепаратно и шепчутся о своём. Хорош шептаться, давайте выпьем вместе. Потом шепчитесь хоть до утра, комната с двуспальным диваном свободна.
Так всё и получилось. Диван, действительно, оказался просторным, а Дашино тело, когда-то приводившее меня в восторг, оказалось ещё более волнующим, желанным и, добавлю, более умелым.
— А как твой козёл? — не удержался я, отдышавшись от первых ласк и закурив, — Алекс, ну, тот, в институте?
— Всё-то ты помнишь, чего не надо, — сказала она. — Дура была — запачкал мне мозги блестящими перспективами в банке отца — банкира. Который оказался дипломатом — не то в Анголе не то в Лаосе. Через год вышибли на пенсию, как брежневского кадра. А Сашка подсел на наркоту. Жив ли, нет — даже не знаю.
Рассуждая трезво, я, конечно, понимал, что моя Люда, как человек, куда лучше Дашки, но когда вечером слышал по телефону её чуть хрипловатый голос: «Андрюша? Что ты делаешь сегодня вечером?» — забывал обо всём, принимал душ, брился и мчался к ней, в её однокомнатную, тоже съёмную, квартирку. Иногда, проклиная себя, даже отменял свидания с Людой, что-нибудь наврав о якобы неотложных делах. Думаю, что, если б Люда меня видела в этот момент, сразу бы всё поняла, а по телефону мне ещё как-то удавалось выкрутиться.
Денег у меня было достаточно, нужда на работу не гнала, но чувство неопределённости время от времени вызывало беспокойство. Во время наших пьянок Вадька ещё пару раз говорил о «фазере», всякий раз подавая мне надежду. Фазер — гэбист, — объяснял Вадька, — понимаешь, в школе об этом нельзя было говорить. Сейчас он как бы в отставке, но, знаешь, у них ведь отставки нет. Гэбист — до смерти гэбист. Он теперь, что называется, в действующем резерве. Что это за резерв — я не знаю, но судя по тому, какие шишки к нему приходят, этот резерв не простой и не мелкий. Про тебя я ему сказал, он немного порасспрашивал и сказал: подберём что-нибудь для этого парня. А фазер у меня такой и сякой, иногда до смерти занудный, но если что пообещал — сделает. Так что сиди и не возникай. Пей лучше «Бифитер» с тоником — вещь! С Дашкой-то видишься?
