— Заказ? — спросил я, ещё не веря своему счастью.
— Заказ, — с восторгом подтвердил Лёха. Клянусь Аллахом, Андрюха, первый раз в жизни пожалел, что не умею метко стрелять. Если бы умел, никому бы этот заказ не отдал, сам бы гада прикончил. Даже денег бы не взял — ей-богу, сам бы ещё приплатил. Как вспомню, что из-за этой падлы мы в Афгане собачатину ели, потому что он наши продукты налево сплавлял, за яйца бы суку повесил, пуля для него слишком гуманно.
— Да кто он сейчас-то? — Спросил я, — ты же сам говорил, что киллеры сантехников не отстреливают. Не могу поверить, что этот дуб может что-то соображать в бизнесе.
— А он и не соображает, — сказал Лёха. Чтобы дело начать, большого соображения не нужно, нужна наглость, да бабки, так сказать, первоначальный капитал. Наглости у него, ты помнишь, на пятерых, а бабки он из Афгана привёз — на нашей жратве да на шмотках сделанные. Не зря же он так за своё место держался, все из Афгана домой рвались, а этого танком было не сдвинуть. А вот чтобы бизнес вести реально, тут уж надо соображать. А этот козёл решил, что можно как тогда: этого обошёл, тому наобещал и не сделал — знай, клади денежки в карман. Набрал ссуд где только можно и объявил себя банкротом: нету у меня, бедного, денег, простите сироту. А сейчас такие штуки не проходят: не можешь рассчитаться кошельком, плати головой. Поначалу, конечно, попытались получить добром: и в подвале на цепи держали и утюгом гладили — хера! Настоящим героем оказался наш прапор: ни копейки не выдал. Пришлось мужикам скинуться на заказ. Короче, завидую я тебе, Андрюха.
«Сделать» прапора-бизнесмена Нечипоренко было легче лёгкого: хотя он и завёл себе охранника, в реальную опасность, по-видимому, всё-таки не верил. Как же: в Афгане несколько лет провоевал — царапины не получил, — чего здесь, в мирной обстановке, опасаться? Видать, запамятовал герой, что в Афгане на километр к тем местам, где стреляли, не приближался. Всё поближе к штабу держался да к складу.
Когда рассказывал Лёхе, как подстрелил орла — можно сказать, на лету, когда он своё пузо из личного «Форда» вытаскивал, — Лёха аж расстроился: — Одной пулей? Тут ты, Андрюха, не прав — надо было одну в живот, одну по яйцам, а вот уже третью — в репу. Ну да что базарить? — дело сделано.
Но вот уже почти два месяца, как Лёха не проявлялся. На мои звонки его мобила молчала, и я решил к нему зайти.
Позвонив в дверь и не дождавшись ответа, я потянул её на себя. Квартира оказалась открытой. В прихожей на вешалке весела Лёхина кожанка, без которой он на улице не появлялся. Значит, дома. Но почему тогда открыта дверь? Уже несколько насторожившись, я осторожно зашёл в комнату и увидел Лёху сидящим в кресле. Не знаю, что бы со мной было, если бы я не провёл два года в Афгане. Лёха был мёртв, и было видно, что его смерть была мучительной. Грубо говоря, он выглядел почти так же, как наши солдаты, попавшие в руки моджахедов. С той лишь разницей, что духи обязательно отрезали своим пленникам гениталии, а Лёха сидел одетый в брюки и голый только до пояса. Но и того, что я увидел, было достаточно, чтобы понять, какие муки ему пришлось вынести. Окно было раскрыто, запаха крови почти не чувствовалось. Судя по некоторым признакам, Лёха «отдыхал» в кресле минимум сутки. Как бы там ни было, из квартиры пора было убираться. Если я и был в этот день первым посетителем, то явно не последним.
