Я умираю за Родину, за тов. Сталина, за тов. Блэкмора, за... маму | страница 4
— Ну–ка Ганцы, — сказал мордастый. — Отмудохайте его как следует.
Ко мне подбежали солдаты и, принялись, бить куда попало. Очнулся я в камере, лейтенант делал мне перевязку. В углу бабка молилась Богу и блеяла коза.
— Юр, ты как? — спросил лейтенант. — Силы есть? Нас теперь трое, будем готовить побег. Бабку я в расчет не беру.
Я водил по комнате блуждающий, безумный взгляд.
«Действительно, можно сойти с ума», — думал я.
— Куда ты смотришь? — спросил лейтенант. — Вот он новенький сидит. Его зовут Сергей.
При слове «Сергей» всё мое тело напряглось, вытянулось, будто я проглотил лом.
— Кто?! — завопил я.
Превозмогая боль, шатаясь и сжимая кулаки, я пошёл на сидящего в углу парня. Парень был толстый, маленького роста, на его ушах сидели наушники. В руках он держал чипсы «Лейс». Он хрустел, чавкал, жрал их и к тому же слушал музыку, покачиваясь в её ритме. Я подошёл к нему и врезал оплеуху. Парень колобком покатился по топчану и завалился в угол.
— Юра! Что ты делаешь?! — закричал лейтенант. — Сергей, он же радист. Он передал шифровку товарищу Сталину. Что мы готовим побег. А ты его так. Зачем?
— Лейтенант, ты… Лейтенант, я… Лейтенант, он…, — я задыхался, у меня не было слов.
Понурив голову, я пошёл в угол, где сидела бабку.
— Сынок, помоги подоить козу, — попросила бабка.
— Бабка, тебя–то за что? — подходя к козе, спросил я.
— Я партизанам помогала, раненым носила молоко, — грустно ответила бабка. — Меня завтра расстреляют, но я, ни о чём не жалею.
В голове была каша. Я, молча, сидел и доил козу. Молоко монотонно сливалось в миску. Я, как собака, облизывал руки. Молоко пахло детством, материнской грудью, будущей новой жизнью.
— Так, всем спать, — скомандовал лейтенант. — Юр, ты ляжешь с бабкой, а я с Сергеем. Подъем в пять, будем готовить побег. Всё, всем спать. Отбой!
Немного посуетившись, мы легли спать; бабка к стенке, я на край. Сон пришёл быстро.
Это мой сон (дубль один).
«Сергей, мой товарищ, ехал на лыжах вместе с Катькой «1», тандемом, сзади. При каждом движении Катька «1» высовывала язык и блеяла, как коза:
— Бле, бле, бле.
Катька «2» тоже ехала на лыжах, но была одна. Я бежал за ней по сугробам босиком и кричал:
— Стой!
А она, ехидно улыбаясь, показывала мне язык и кричала в ответ:
— Бля, бля, бля.
Вдруг у меня выросли крылья, взмахнув ими, я полетел. Ещё немного и я догоню её. Я уже встал на лыжи сзади, и, обхватив Катьку «2», напряг все свои члены…»
— Рота, подъем!!
Я вскочил и ринулся в темноту, ударившись головой о железную дверь, кубарем покатился обратно.