«Изменяет».
А чтобы сделать ему страшнее натягивает противогаз.
Жена во сне, как ни в чём не бывало, повернулась на бочок, машинально приняв манящую эротическую позу.
У пропагандиста не дёрнулся ни один мускул; сегодняшний страх и вчерашняя любовь — несовместимые понятия.
Когда в спальню как всегда бесцеремонно ворвалась тёща, чтобы непременно сверить часы, потому что её часы, как она выражалась:
«Лгут и не краснеют».
Эрик, словно нашкодивший ребёнок, стоял в углу, упрекая себя в трусости.
Увидев голую дочь и одетого зятя, тёща расстроилась.
— Простите я опять не вовремя, — констатировала она. — Часы опять дали маху.
— Ну, ма–а–а! — простонала во сне дочь.
— Хорошо, хорошо. Уже ухожу. — Согласилось она, смотря с пристрастием на угловатого зятя, выдумывая, чем бы его достать. — Эрик, в доме кончились наличные деньги.
По мимике её полного лица Эрик уразумел, что случилось что–то из ряда вон выходящее, возможно, опять сломался телевизор, который из–за долгоиграющих сериалов постоянно зависал.
— Окей, — вставил Эрик. — Я вызову телевизионщика.
— Банкира лучше вызови, — съязвила тёща и, уходя, добавила:
— Чучело!
Действительно из–за забастовки «Банкнотного двора», работники которого требовали прибавки жалованья, возникли перебои с наличностью. И хотя финансовый кризис давно миновал, круговорот дензнаков в среде населения застопорился. Банкоматы принимали карты, делали выписки красивых сумм, но денег не выдавали. Видя разгневанную толпу, крупные банки изменили время работы, рекомендуя переходить на безналичный расчёт, мелкие — сменили вывески. За товары и услуги от безысходности приходилось расплачиваться натурой.
Пропагандист мимоходом заглянул в кошелёк; среди банковских карт вид бумажной наличности вызывал не свежую анахроническую мысль:
«Не в деньгах счастье, а в их наличности».
Из–за боязни угодить в аварию, Эрик забросил собственный автомобиль, и передвигался исключительно на такси, при этом забывая вовремя платить за проезд. А брошенная им фраза:
«Простите, я тороплюсь», ввергала таксистов в отчаянье.
— Лучше заплати за проезд! — угрожали таксисты.
— После дождичка в четверг, — улыбаясь, говорил Эрик, и незаметно смывался.
Новый имидж Эрика сослуживцы встречали ухмылками, а он в отместку перестал здороваться, потому что в конторе намечалось сокращение, и все находились в натянутых, словно тетива лука, отношениях. Оставалось дождаться, кто же вылетит из конторы первым. Сослуживцы верили, что первым летуном будет Эрик. Потому что: во–первых, идея отказа от благ цивилизации, которая пропагандировалась им, вызывала у населения естественный отпор, во–вторых, призыв к переселению из города далеко загород (в безлюдные края) порождал акции протеста, ну а третьих, все были просто уверены, что мудаки должны сокращаться первыми.
