— Это для того, чтобы дух понял, что его ждут, — шёпотом пояснила мне бабка Евдокия. — Хорошо, что сегодня полнолуние.
— Почему? — спросил я.
— Потому, что при полной луне духи более активны.
Проникнутый таинственностью антуража, я придвинулся ближе к столу. Гоманчиха поставила перед собой Зинкин будильник и сурово посмотрела на меня.
— Предупреждаю, — проскрипела она, — спиритический сеанс проводится при полной тишине. Говорю только я. Никакие реплики и движения не допустимы. Это может нарушить контакт.
Я послушно кивнул.
В поглотившем комнату полумраке воцарилось абсолютное беззвучие. Хозяйка положила руки на стол и закрыла глаза. Её лицо стало каким-то каменным. Она словно ушла в себя.
Снаружи посвистывал ветер. Слышались постукивания слегка накрапывающего дождя. Невдалеке залаяла собака.
Мы сидели, не шевелясь. Так прошло несколько минут.
Веки Гоманчихи медленно открылись. В её зрачках горел дьявольский огонь. Она забормотала какое-то заклинание. Мне стало не по себе. Я подался назад и схватился руками за края табуретки.
Сверху повяло холодком. Огонь свечей задрожал. По шторам пробежала лёгкая волна.
Впав в транс, хозяйка вытянула руки перед собой.
— Слышишь ли ты меня? — раскатисто пробасила она.
— Это она Зинке, — зачарованно прошептала бабка Евдокия.
Левая рука Гоманчихи качнулась вниз. Под ней, внутри алфавитного круга, значилось «Да».
— Согласна ли ты пообщаться со мной?
Рука хозяйки снова указала положительный ответ.
— Готова ли ты омыться, очиститься, освободиться от всякой злобы, чтобы ответы твои не диктовались обидами?
«Да».
— Видела ли ты в лесу пропавшего недавно мальчика?
«Да».
— Знаешь ли ты, что с ним произошло?
«Да».
— Причастна ли ты к этому сама?
«Нет».
Общение с потусторонним миром, похоже, и впрямь отнимало много сил. Гоманчиха с трудом сохраняла равновесие. На её бледном лице выступили красные пятна.
Со двора послышался какой-то шум, но я не придал ему значения. Хозяйка тем временем продолжала зычно вопрошать:
— Можешь ли ты поведать мне об увиденном?
«Да».
Гоманчиха раздвинула руки в стороны и принялась медленно водить ими вдоль линии круга. Сначала их движение было прямым и плавным, но затем одну из ладоней резко дёрнуло вниз.
— Е, — прочла бабка Евдокия находившуюся под ней букву.
Моё сердце заколотилось. В висках запульсировала кровь.
Хозяйка продолжала делать круговые пассы. Её ладони попеременно дёргались вниз, как будто по ним чем-то били.
«Г»… «О»… «У»… «Б»… «И»… «Л»… снова «И».
