— Им что, не нравится, что я убираюсь?!
Руля прищуривался и выпячивал губы, как бы говоря: да ладно тебе.
— Я могу больше не брать тряпку в руки.
— Да, нет, нет, убирайся, если хочешь, и сколько хочешь.
Лариса остолбенела: все вдруг стало выглядеть так, что она борется за право бегать по квартире с веником. Не осчастливливает, а набивается. Дальнейшие разбирательства по этому поводу Руля норовил прекратить с помощью напористых поцелуев, и увлекал ее в сторону койки, где сглаживались сами собою неудобства беспробудного быта.
Однажды Лариса влетела в комнату с решительным лицом.
— Слушай Рулик, Нора какая–то совсем странная.
— А что такое?
— Я к ней, а она даже как бы и не заметила меня. Я понимаю, что я здесь никто… — Лариса решила использовать удобный плацдарм перенесенного оскорбления для атаки на стену загадочного молчания Рауля, за которой он прятал карту своих планов их общего будущего. Сегодня не отвертится!
— Оставь ее в покое.
— Ах, вот ты так со мной заговорил?!
— Лара, у Норы неприятности.
— И это повод…
Рауль закрыл глаза и медленно втянул воздух.
— Послушай, у Норы неприятности.
— Какие?
— Не может получить отзыв на свой диплом. Или реферат, я не помню.
Лариса поняла, что разговор на важную для нее тему сегодня не состоится.
— Почему не может?
Рауль хмыкнул с мрачно–иронической улыбкой.
— Еврейское счастье.
— Я не понимаю.
— Да я и сам не понимаю за что нам все это и столько лет.
Лариса продолжала на него смотреть непонимающе.
Заболел дядя Иван Иванович, никогда не болел, а тут заболел, инсульт. Невменяем. Писать отзыв должен Шамарин, зам. А он, видишь ли Ларчик, известный ксеноглот.
— Кто?
— Ну-у, жидоед. Дальше объяснять?
Лариса подумала, и сказала, да, объяснять.
Из короткой лекции Рауля ей стало известно, что все командные высоты в русской академической науке, и не только в ней, захвачены патологическими антисемитами, людьми бездарными и мстительными. Они сами не способны к шевелению мозгами, и ненавидят всех, кто к этому способен. Такому крупному авторитету, как «раковая шейка», они повредить были не очень в состоянии, хотя тоже, надо сказать, пытались, «он всегда был им слишком нужен, кто–то ведь должен был сочинять им новые бомбы и ракеты, у самих–то башки не хватает». Все время дергались — что делать с академиком Янтаревым? То посадят, то с помпой выпускают. Теперь он хворый, ушел от дел. Но гадить продолжают, теперь опосредованно, отыгрываются на родственниках.
— На тебе тоже отыгрывались?
