Он снова поклонился, так что совсем исчез во мгле густого дыма. Миг, другой, третий — волшебник не появлялся, словно растворился в ночи.
— Эй! Ты жив ли ещё, мудрейший? — весело крикнул кто-то из толпы.
— Гляди, да он исчез! Как есть, растворился, — послышался ответ.
— Брехня, сбежал просто, — буркнул кто-то.
— Да куда тут сбежишь, всё видать, как на ладони!
После волшебства, которое творилось вот здесь, прямо тут, на этом простом помосте, перед его, Житьки, носом, обычный говор мужиков обжёг своей грубостью, граничащей со святотатством. Но после Житька рассудил: «А ведь правду говорят: видно кругом хорошо, даром, что ночь. Везде светильники и жаровни, кой-где пламенники смолят. Гуляют! С другой стороны, — продолжал он размышления, — если бы волшебник опять сменил платье, как делал не раз и безо всякого труда, по одному только хотению, то уж наверное его бы и не заметили».
Вдруг рядом с Житькой громко и шепеляво завопил мужик:
— Да я ше шам видел, раштворился он, подлеш! — он вопил так громко, что Житька даже дёрнулся и обернулся. И столкнулся лицом к лицу с сероглазым волшебником. Тот глянул на него, подмигнул и заголосил: — Раштворилшя, как ешть! Облашком утёк! Дымошком! Я тут штоял, мне видать всё.
— Ну, раш ты такой глашаштый, — передразнил кто-то, веселясь. Народ стал расходиться, а Житька во все глаза смотрел на волшебника. Тот хлопнул себя по бёдрам, огляделся, да и сел, где стоял, прямо на землю, прислонившись спиной к помосту. Выдохнул тяжело, вдохнул, ещё раз выдохнул. Глаза закрыл.
— Ну что, малец? Понравилось?
Проглотивший язык, Житька сперва кивнул, и только сообразив, что волшебник не смотрит, выдавил:
— Очень.
— Вот что. Устал я, видишь? Сбегай за вином.
Сказал, и монетку в воздухе подбросил — откуда взялась? — Житька поймал, рука сама потянулась. Не за серебром, конечно, — посмел бы у волшебника брать, а так просто, от привычки камешки подбрасывать и ловить.
— Ну, что стоишь? Бегом.
И Житька побежал, не чуя под собой ног и не понимая, за что ему выпало такое счастье. Он вернулся с большой кружкой вина, которую держал двумя руками, ужасно боясь уронить или расплескать. Волшебник сидел всё там же и казался теперь простым гулякой, прикорнувшим, где пришлось. Житька тихонько позвал его, и когда тот вскинул голову, сощурив светло-серые глаза, подал ему чашку. Хотел и разменную сдачу ссыпать ему на ладонь, да волшебник оттолкнул руку: оставь, мол. А вино выпил всё, залпом, охнул, совсем как отец после чарочки.
