— Ну, раз пробовать, давай тогда и смородиновую. И вишневку еще не ценили.
— Яволь, майн херр, позвольте подмогну.
На стол одна за другой водружались запыленные керамические бутыли. Василий обтер их тряпкой, раскупорил и стал нюхать.
— Пусти! — потребовал Герасим. — Самолично проверю.
Проверял немец долго, как настоящий дегустатор. К каждой бутыли он подносил свой нос издали, опахивая вздымающиеся от горлышка запахи ладонью. Потом его орган обоняния замирал над сосудом.
— Только не чихни, все дело спортишь, — предупредил хозяин.
Герасим продолжал свой спектакль. Одну бутыль он обнюхивал особенно тщательно. Видимо искал повод придраться. Но обошлось.
— Гоже, — раздался долгожданный вердикт.
— А мы тут наднесь с Герасимом варенуху готовили, — вспомнил Василий, — так уж так наизлишелись, пока пробовали, что ничего и не осталось…
Немец тут же подхватил:
— Василия, ясно дело, в гости понесло. Пойду, говорит к Прошке, — подраться надо. Хорошо, я увязался. Так этот волочага раз пять с гати в трясину вдырился. Прошка, как увидал, оскалился противно. Побрезговал с нами драться. Повалил нас на землю глазами и ушел куда-то.
Василий отмахнулся:
— Врасня все это. До Прошки мы так и не дошли. А в трясине вполы купались.
— Может и вполы, а помню только, как тебя тянул.
— А как я тебя не помнишь?
— Не-а.
— Вот человек бескарюжный. Аж слушать тошно. Только бы обессудить кого. А сам вахлак вахлаком.
— Ты нас не слушай, — сказал Герасим, заметив изумленное лицо Валерия. — Мы так завсегда кулемесим. Не со зла это — для потехи.
— А человеку непривычно. Хватит вам сегодня вазгать друг друга, — вмешалась Лида.
— Тогда кружки неси! Сама-то будешь? — обрадовался смене темы Василий.
— Малиновки чуть-чуть.
— Четыре кружки. И овощей поболе. Хрен не забудь. — Хозяин дома повертел колбаски, спрыснул их рябиновкой.
Малиновка, которую пробовали первой, оказалась самым настоящим вином, градусов девяти-десяти. Лида пила маленькими глотками. Валерий тоже смаковал, но Герасим тут же сморщил нос и приговорил:
— Бабское. Рябиновку лей.
— А сутырничать не станешь?
— Я-то не стану, я ж в гостях. А вот ты, коль переусердствуешь, точно начнешь. — Герасим подошел к печи, тонким прутиком проколол одну колбаску. — Кипит, — сообщил довольно, — можно кушать.
Рябиновка — настойка градусов тридцати пяти, а может, и сорока пошла на «ура».
— Ого! — сказал Валерий, не рассчитывавший на такой контраст с только что попробованным вином.
— Точно, ого! — согласился Герасим. Он разрезал колбаску вдоль, подул на половинки, густо помазал хреном, с удовольствием откусил. — М-м-м! — похвалил, — О-о-о!
