Прорыв | страница 12



Меня прошиб холодный пот, и на какое-то мгновение боль буквально парализовала меня. Расширенными зрачками я видел стоящего рядом Агдама, который смотрел на меня таким же взглядом. Неподвижный как истукан.

— Сделай что-нибудь, — прошипел я.

Но Агдам прислонился к стене, ещё более посерел и сник. Весь его вид говорил о том, что до такой мерзости ему даже дотронуться противно. На здоровяка надежды мало. Ничего, я не гордый, мне не противно.

Я наклонился и схватил Сашку за горло, сдавливая изо всех сил. В первое и самое ужасное мгновение зажим зубов только усилился. Показалось, что я сейчас потеряю сознание. На самом деле хотелось только одного: не прикладывать никаких целенаправленных усилий, а просто забиться в истерике. Прекратить осознавать происходящее, отдавать отчёт своим действиям и забыть о сопротивлении. Бешено заорать, бестолково размахивая руками и ногами, а затем завизжать что-нибудь вроде:

— Снимите его с меня!

Вместо этого я ещё сильнее сдавил горло зверю и он, наконец, соизволил обратить внимание на мои попытки задушить его. Он прекратил грызть мою ногу, что я воспринял с нескрываемым облегчением. Но радовался я несколько преждевременно. То ли кровь придала ему сил, то ли он умел восстанавливаться, но Сашка вдруг начал вставать, цепляясь за мою одежду. Мне стало неудобно держать его шею, и я перехватил руки, ещё сильнее сжимая его горло, пытаясь задушить или сломать гортань. Он достаточно резво среагировал на эту попытку. Значит, его можно задушить; значит, ему нужен воздух. Я немного приободрился. Святая простота! Своим примером, я просто подсказал ему более быстрый способ разделаться со мной.

Он вцепился мне в горло, как только поднялся. Его волосы спутались и намокли от крови. Рот тоже измазан кровью, но уже моей. Зрачки катастрофически расширились, казалось, что на меня смотрят два яростно сверкающих уголька. Искалечен, но держится. Я тоже пока держался.

Мы стояли друг напротив друга, вцепившись друг другу в глотки, и в какой-то момент я понял, что он сильней. Я не слабак и таковым могу показаться разве что на фоне Агдама. Раньше я бы легко победил этого недотёпу, но сегодня явно не мой день.

Ноги вдруг ослабли, и я упал на ступеньки, больно ударившись спиной. Я хотел пожаловаться, но распухший язык не хотел слушаться, а глотка могла издать лишь слабый хрип.

Я уже не помышлял, чтобы кого-то задушить. Я пытался отвести душившие меня руки, но безуспешно. В тот момент мне хорошо удалось бы только одно — потерять сознание. Я уже начал готовиться к столь ответственному шагу, когда почувствовал необычайную лёгкость в горле.