— Нет, дед, народ у нас не обманешь, — захохотал Колька. — Все уже про тебя известно. Как ты, старый хрен, Тоньку взялся в подсобке тискать, а когда тебе не отломилось, все молоко своей портянкой испоганил. Два бидона, как в копеечку!
— Тебе что, грязь в голову ударила! — огрызнулся дед. — Какое молоко, какие портянки?
— Все, дед, теперь не отопрешься! — заверил Колька. — У Тоньки документ на тебя имеется. А на документе — печать. Так что, старый, суши сухари. И как в песне: «Вдоль по тундре, по широкой дороге…»
— Типун тебе на язык! — сплюнул в сердцах дед и заспешил к магазину и мастерским.
Колька, нависая над затылком, закостылил следом.
В сельповском магазинчике к тонькиному дощатому прилавку стояла небольшая очередь из деревенских женщин. В магазин подвезли свежие конфеты «Старт», и Тонька в конце концов начала торговлю. И без того тусклый дневной свет почти не пробивался сквозь грязное оконце. Над прилавком свешивалась засиженная мухами голая лампочка.
— А вот он и сам, собственной персоной! — приветствовал старика кто-то из очереди.
«Уж все знают,» — упало сердце старика. Но он постарался не выдать свое смятение.
— Как же это вы так, Архип Платоныч? Очень нехорошо, — заметила Архипу стоящая первой бригадирова жена.
— Ну-ка, дед, сказани, вмажь им! — подначил деда стоящий за плечом Колька.
— Антонина, — по возможности строго начал Архип. — Встретил я тут дорогой Кольку — мелет балабол невесть что. Про бидоны какие-то, про портянки, прости господи…
В очереди кто-то прыснул.
Изрядно струхнувшая при появлении деда Тонька нервно рассмеялась. Ей было не по себе. Когда они с Нюркой писали бумагу, об Архипе всерьез никто не думал. И уж никак не представлялось, что придется смотреть ему в глаза и объясняться.
А вдруг Архип сейчас поднимет скандал и не оставит от их бумаги камня на камне?
— Антонина! Объясни, — повторил дед, и на этот раз слова получились у него какие-то жалобные.
— А что тут объяснять? — наконец развязно начала Тонька. — В подсобке перед праздником был? Был! Лампу винтил? Винтил! Молоко скисло? Скисло! Так что теперь получишь по заслугам. Мы уж бумагу прокурору отправили, в район, — для убедительности загнула она.
В очереди кто-то хихикнул в кулак.
Архип, чуя неладное, хотел было приструнить распоясавшихся девок, поставить их на место, сказать, что это нигде не видано, чтобы молоко скисало от таких причин, что сперва думать надо, а потом языком молоть, и что портянки на нем всегда чистые, а сегодня и вообще новые, только что нарванные из внуковых пеленок, — но вместо этого старик почувствовал какую-то непонятную слабость в коленках, нытье под ложечкой и сухость во рту. «Оговорили. Пропал! Теперь ничего не докажешь…» — с тоской пронеслось в его голове.
