По подсчету оказалось, что оставшихся у нас материалов должно почти хватить для прокладки телеграфа до Перекопа и что есть возможность получить в Одессе тонкую железную проволоку, пригодную для временной линии. Следовательно, императорская воля, хотя бы в общих чертах, могла быть исполнена. Что же касается снижения цены «ввиду бедственного положения России», мы пошли и на это, согласившись не брать денег за обход через Берислав. Всемогущество императорского слова работало в полную силу. Линия до Перекопа была проложена в нужный срок, а до Севастополя – в срок, достаточный для того, чтобы можно было доложить о взятии крепости неприятелем уже по телеграфу.
Постройка 200-километровой линии, осуществленная в кратчайший срок вдоль дорог, забитых войсками и обозами, которые эти и без того плохие дороги вконец разбили, в осажденный Севастополь была делом наитруднейшим. Тем не менее Карл справился с ним успешно, что сделало ему и его помощникам большую честь. Однако в финансовом отношении это был не самый успешный проект, съевший значительную часть доходов, полученных фирмой при прокладке других российских линий.
В июле, после того как подготовка к строительству предписанной императором Николаем линии к театру военных действий была закончена и появилась уверенность в том, что дело, несмотря на значительные трудности, будет окончено в срок, я уже собирался вернуться в Берлин к жене, которая вот-вот должна была родить второго ребенка. Однако, к моему удивлению, полиция отказалась выдать мне паспорт, невзирая на многократные просьбы. Когда же я пожаловался на такие действия графу Клейнмихелю, он совершенно хладнокровно объявил, что знает об этих трудностях и что я не покину Россию, пока не будут закончены все наши подряды, включая военную севастопольскую линию. Никакие возражения, договоры и уговоры не смогли заставить его изменить решение. Граф категорически отказался отменить свой приказ о запрете получения мной выездной визы. Таким образом я оказался, как тогда говорили, «интернирован» в Санкт-Петербурге на неопределенный срок.
На мое счастье, в это время в Петербург, по разговорам – для проведения переговоров о нейтралитете Пруссии в Крымской войне, прибыл прусский принц. Было понятно, что это судьба дарит мне шанс выскользнуть из ловушки, в которую я попал. Явившись в Петергоф, где разместился принц, я доложил первому его адъютанту графу Гольцу о тяжелой ситуации, в которую меня занесла предпринимательская деятельность, и попросил посодействовать получению аудиенции у его светлости, дабы русские власти могли убедиться в том, что Пруссия не оставляет в беде своих подданных. Величественный в своей доброте и любезности принц сразу откликнулся на мою просьбу, и уже на следующий день я получил из прусского посольства официальное приглашение на аудиенцию, которая должна была состояться в Зимнем дворце. Вместе с ожидавшим меня послом мы прошли через анфиладу заполненных сановниками и генералами комнат прямо к принцу, окруженному великими князьями и высшими чиновниками. Принц сказал несколько теплых слов о том, что мои телеграфные столбы, которые он имел счастье наблюдать во время своей длительной поездки от прусской границы до Петербурга, стали для него настоящим связующим звеном с любимой родиной и он за это мне благодарен. Успех этой короткой аудиенции превзошел все мои ожидания. В тот же вечер ко мне явился полицейский чин и, предварительно извинившись за случившееся недоразумение, вручил паспорт с визой.
